№ 20 (3710), 29 сентября 2005 года
главная | оглавление | <... |

Я – вне политики*

Разговор о политике будет касаться только того, о чем умолчать не смею. На моей памяти сохранилось горестное событие, обуявшее всю страну и наш университет в частности. Это – наступление борьбы с «космополитами».

Каждый день исчезали люди. Как правило, их увозили ночью. Мы не понимали, куда и за что. Многих я хорошо знала и привыкла доверять им. Так исчезли, увы, навсегда, в 1949 году братья Вознесенские: наш бывший ректор и его брат Николай Алексеевич. Последний в свои 47 лет уже был облечен высокой властью – председатель Госплана, зам. председателя СНК СССР, член ЦК КПСС, член Политбюро, депутат ВС СССР, лауреат Государственной премии СССР, кавалер высших наград Советского Союза. Репрессированы были и две их сестры, тоже партийные деятельницы (к счастью, они вернулись из ссылки, как и первая жена, и сыновья-подростки Александра Алексеевича). Его гражданская жена,

Л.С.Берг

Е.М.Косачевская, провела в ссылке вплоть до реабилитации во время так называемой «хрущёвской оттепели» несколько мучительных лет. На долю этой женщины-ученого выпало немало горя. На фронтах войны погиб ее первый муж, ее восьмилетнюю дочку Искру расстреляли фашисты перед открытой могилой вместе с бабушкой и дедушкой во время оккупации Украины, куда ее отправили на летние каникулы. По сфабрикованному «делу А.А.Вознесенского» были разогнаны и арестованы все самые талантливые и честные люди экономического факультета. Вот Софья Прупис, ставшая женой Николая Фирсова, того самого, который потерял на фронте руку. О них я упоминала в прежних очерках. Это был тогда счастливый брак. Оба они работали над диссертациями и ждали ребенка. Мальчик родился в сталинском застенке, а диссертацию Софья защитила в Ленинграде после реабилитации во время «хрущевской оттепели». Навечно сгинули: профессор Г.А.Гуковский, гордость филологического факультета, талантливый экономист В.В.Рейхард, ему инкриминировалось то, что он латышского происхождения, а следовательно – «шпион». Его жена после реабилитации неустанно занималась поисками единственной дочери. Лауре было 16 лет, когда ее, «особо важную преступницу», по этапу перебрасывали из лагеря в лагерь. В результате – тяжкая эпилепсия, которая и свела ее в могилу в Ленинграде. Так же отбыли свои сроки профессора Я.С.Розенфельд и В.М.Штейн, вина которых, по существу, заключилась в том, что они евреи, а значит, «враги народа». Тогда вопрос так называемой «пятой графы» стоял очень остро для многих и многих советских людей. Это была одна из характерных черт сталинского режима, надолго въевшаяся в сознание народа. К счастью, оба профессора вернулись, продолжали успешно работать, и, кажется, были восстановлены в рядах партии.

Обо всех этих трагедиях узнавали мы не сразу. Передавали о них из уст в уста шепотом. Старшие друзья предостерегали, наказывали остерегаться «ушей друзей-предателей»…

Не верить не смела, но и поверить было немыслимо. Хотелось убедить себя, что товарищ Сталин ничего не знает, «от него скрывают». Но у меня накопился уже некоторый опыт. Еще когда мы учились, перед самой войной арестовали Федора Носова, мужа моей однокурсницы и приятельницы, соседки по общежитию Зои Кузнецовой. Федор Иванович был секретарем Большого парткома ЛГУ. Мы привыкли уважать его, считали честным, мудрым и участливым наставником. Беда, обрушившаяся на Зою, укрепила наши отношения. Обе мы понимали, чем грозит мне дружба с женой «врага народа», но я не могла не поддержать ее и не помочь ей, умной, талантливой, чистейшей души человеку. Несмотря на ее попытки уберечь меня, я общалась с ней открыто, а иногда, после напряженного дня, мы даже прогуливались во дворе университета.

От Зои я узнавала некоторые подробности Фединого дела. Так, в процессе следствия выяснилось, что предал Федора его ближайший друг Петр П. – наш комсомольский вожак, обаятельный трибун, блестящий организатор, сердцеед!.. Как можно было поверить?.. Единственным оправданием могло служить то, что наш законопослушный Петя не смог воспротивиться воле вышестоящих партийных боссов.

Я.С.Эдельштейн с женой Верой Александровной.

Зою сразу исключили из комсомола и направили на работу школьным учителем в Курскую область, в маленький городок Фатеж. Когда он оказался под оккупацией фашистов, естественно, она всей душой отдалась подпольной работе. Помогала партизанам, осуществляла связь их с городскими антифашистами, чем могла, помогала нуждающимся, больным, раненым. Одной из форм тогдашней работы было разоблачение предателей среди некоторых местных граждан СССР (не они ли так бесчеловечно отомстили ей впоследствии в мирное время?!)… После войны Зое с престарелой матерью удалось добраться до родного города Сарапула в Удмуртии, где жила семья ее сестры.

Мы нашли друг друга. Это была настоящая великая радость. Зоя часто и подробно писала мне. В основном о трудном времени под оккупацией. Иногда ей казалось, что она упадет, тогда она вспоминала об университете и нашей дружбе. Это придавало силы. «…Ты была моей путеводной звездочкой», — писала она мне.

В дальнейшем она не раз гостила у нас с мужем в Ленинграде во время летних каникул, и мы не могли наговориться.

Работала Зоя Петровна в школе учителем, завучем, лектором, агитатором и т.п. О качестве ее работы можно судить по тому, что она тогда единственная в республике удостоилась звания «Заслуженный учитель».

Наконец, после долгих мытарств по чужим углам, она получила однокомнатную квартиру. Своими умелыми руками оборудовала и украсила ее. Но наслаждалась уютом недолго. После нескольких дней ее отсутствия встревоженные родные и друзья взломали дверь. На пороге лежала убитая хозяйка. Ни малейших признаков грабежа обнаружено не было. Нет оснований сомневаться, что это также одна из жертв сталинского режима. А сколько их было в то роковое время!

Еще одним тяжким ударом для советских ученых, в частности для географов и ихтиологов, оказалась смерть академика Льва Семеновича Берга 24 декабря 1950 года. Это была невозместимая утрата. Не стало нашего и моего учителя.

В эти страшные годы, когда травля ученых становилась все безудержнее, мы втайне радовались, что Льва Семеновича последнее время она прямо не коснулась.

Вероятно, многие забыли, а может, и не знали эпопею 1939 года. Ведь тогда в «Правде» – центральном органе коммунистической партии СССР появилась статья под кричащим заголовком: «Лжеученым не место в Академии Наук».

Не хватит у меня ни слов, ни эмоций для пересказа этой публикации. Убедительнее привести хотя бы фрагменты этого текста:

«…В ближайшее время Академия Наук СССР должна пополниться новым отрядом действительных членов и членов-корреспондентов. …Большинство кандидатов – это люди, работы которых в области науки и культуры широко известны в нашей стране. Такие имена, как Лысенко, Ширшов, Ал.Толстой, Вышинский заслуженно пользуются уважением народа.

В числе кандидатов в действительные члены АН СССР выдвинут проф. Берг Л.С., который известен среди советских биологов как автор антидарвинистической теории номогенеза. Книга эта – законченный антидарвинистический трактат, усиливающий позиции идеализма и поповщины. Этот «труд» получил резкую критику крупного специалиста-зоолога профессора Шимкевича. Критике теории номогенеза была посвящена специальная работа проф. Б.М.Козо-Полянского, который показал, что Л.С.Берг в своей «новой» теории фактически повторяет старые, идеалистические, поповские установки в понимании развития органической природы.

Теория номогенеза не встретила отзвука в рядах советских биологов. Но ее быстро оценили буржуазные биологи. Книга в скором времени появилась на английском языке. В наши дни на «Номогенез» Берга ссылаются активные антидарвинисты, вроде фашистского палеонтолога Шиндевольфа, который в 1937 году ссылается в своей работе на этот «труд».

Л.С.Берг за долгие годы после выхода в свет своей книги не выступил с критикой ее вредных, антидарвинистских концепций. Может ли он укрепить дарвинистические позиции биологического фронта Академии Наук?

В состав биологического отделения введен также бывший Институт экспериментальной биологии НКЗдрава СССР, руководителем которого является член-корреспондент Академии Наук СССР, проф. Н.К.Кольцов.

(…) Мы спрашиваем, в какой мере Берг и Кольцов смогут обеспечить разработку тех принципиальных вопросов, которые поставлены перед советской биологической наукой, практикой социалистического строительства и нашей идеологической борьбы? Оставаясь на своих старых позициях, этой задачи они выполнить НЕ МОГУТ.»

Подписи: академик И.Н.Бах, академик Б.Н Келлер, профессор Х.С.Каштоянц, кандидаты биологических наук Н. Щербаков, Р.Дозорцева, Е.Поликарпова, М.Нуждин, С.Краевой и К.Косиков.

Современному читателю следует пояснить, что тогда подписи под такими документами зачастую получали под угрозой расправы. Публикации подобных пасквилей в официальных органах коммунистической партии являлись своего рода приговором.

Комментарии здесь, как мне кажется, излишни.

Н.К.Кольцов не выдержал удара, скончался. Его жена покончила с собой в день его смерти. Хоронили сразу два гроба.

Л.С.Берг, к счастью, тогда устоял.

Его гражданская позиция выразилась по-другому… Но рассказ об этом впереди.

Могила Льва Семёновича Берга находится на Литераторских мостках Волковского кладбища в Петербурге. Многочисленные его ученики и почитатели могут прийти сюда поклониться его светлой памяти и положить цветы к подножию великолепного надгробия.

А вот могилы другого нашего учителя, Якова Самойловича Эдельштейна, не существует. Наверняка прах его нашел приют в одном из многочисленных рвов ГУЛАГа.

Яков Самойлович был директором Географического института (ГЭНИИ), работу которого он неоднократно мудро и терпеливо выправлял в трудные годины, великим ученым, талантливым учителем, блистательным лектором, нашим кумиром.

Я.С.Эдельштейн был известным геологом, геоморфологом, географом. Это был одержимый путешественник, опоясавший своими экспедициями, подобно Н.И.Вавилову, почти весь земной шар. Он был талантливым педагогом, блистательным лектором, нашим кумиром. Он заслуженный деятель науки, удостоенный ордена Ленина, почетный член Русского Географического общества и многих зарубежных научных обществ. Скромность Якова Самойловича, его такт, гуманность, его тонкий юмор служили для нас, его учеников, завидным образцом, увы, не поддающимся подражанию.

Широта его эрудиции поражала ученых. Меня привлекала его страсть к географии. Это он в начале ХХ века боролся за самостоятельность географической науки и вместе с крупнейшими учеными-естествоиспытателями Петербурга-Петрограда добивался открытия Географического института для подготовки отечественных кадров полевых исследователей и ученых. Когда этот институт, первое в мире высшее учебное заведение такого типа, был открыт в Петрограде в 1918 году, Я.С.Эдельштейн занимал там руководящие посты – от заведующего кафедрой геологии и геоморфологии до директора Географо-экономического научно–исследовательского института (ГЭНИИ).

В моей жизни он оставил яркий и теплый след. Со школьной скамьи я мечтала о специальности географа, но когда закончила рабфак при ЛГУ, заколебалась. Мое стремление поощрял преподаватель географии на рабфаке (если мне не изменяет память, В.А.Ельцов или Ельцын). Все же я рискнула посоветоваться с профессором Эдельштейном. Не было ни малейших сомнений, что Я.С. отнесся серьезно и уважительно к моей проблеме, но отвечал он мне как-то легко и весело, он произнес примерно такие слова: «Рискни! Разочаруешься – отпустим…». Я откликнулась на юмор, поверила этому, как мне тогда казалось, старцу. Я не разочаровалась! И до конца жизни буду благодарна ему. В нашем разговоре участвовал добрейший С.М.Лукьянов, многолетний заместитель декана географического факультета. Вскоре к нам подошел И.И.Бобков, всеобщий любимец, которого я впоследствии тоже оценила за его гуманность, отзывчивость, эрудицию. Он долгое время был ученым секретарем ГЭНИИ, и нас связала сердечная дружба.

В 1944 году, когда университет вернулся из Саратова, я уже была старшим научным сотрудником ГЭНИИ. Профессор Эдельштейн не стал эвакуироваться из осажденного Ленинграда, верный своей теории, что люди пожилого возраста не должны менять ни места жительства, ни условий жизни. Он снова занял пост директора этого института, где царил полный хаос: помещения не было, ряды сотрудников поредели, не сразу определились планы научной работы и т.п. Но наш директор, пользуясь многолетним опытом, как-то быстро справился с неполадками, ведь ему и раньше не раз приходилось мудро и терпеливо поднимать институт в трудную годину. На работу он приходил всегда спокойный, даже веселый, готовый ответить каждому сотруднику на любой вопрос, хотя доходили слухи, что живется ему трудно. Профессорская квартира была реквизирована. «В порядке уплотнения» большую часть ее заняли грубые, бестактные, неграмотные люди. Как только могли, они притесняли и оскорбляли хозяев. Одну комнату занимала приемная дочь – племянница жены Я.С. Профессору, по-видимому, тоже досталась одна комната.

В свою бытность партгруппоргом института я по какой-то надобности посетила директора. Жили Эдельштейны, если мне не изменяет память, на 1-й или 3-й линии между Малым и Средним проспектами Васильевского острова. Пока мы с ним обсуждали срочные институтские дела, жена, Вера Александровна, оставалась в этой же комнате. Быт, по-видимому, был чрезвычайно трудным. Через много лет профессор А.И.Дзенс-Литовский вспоминал, что они, жившие тогда на Съездовской линии, близ Среднего проспекта, не раз видели из окон своего первого этажа, как Яков Самойлович ранним утром проходил мимо с бидоном молока.

Конечно, им очень нужна была помощь. Я знаю, что старшие коллеги предлагали ее, но всегда получали резко отрицательный ответ. А мы, молодые, до конца не понимали наших обязанностей, а радикально, вероятно, и не могли помочь. Глубокое раскаяние мучает меня до сих пор.

Арест профессора Эдельштейна в 1949 году явился потрясением для его учеников и друзей. Это стало неизбывным горем. Ему было тогда 78 лет.

Он скончался 21 января 1952 года.

Нельзя было не задуматься… Однако думы наши получили разрешение и переосмысление значительно позже. Но это другая неизбывная тема.  

Окончание. Начало в №№  1 ,  2 ,  3 ,  9  за 2005 г.

Р.Л.Золотницкая

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2005 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков