№ 14-15 (3703-3704), 17 июня 2005 года
главная | оглавление | <... | ...>

Российский подход
к созданию Вселенной

В октябре 2004 года Европейский Центр Ядерных Исследований (ЦЕРН, Женева) отмечал 50-летний юбилей. В выставоч-ном комплексе, разместившемся внутри огромного шара, была организована необычная экспозиция. Вдоль убегавшей вниз винтовой лестницы висели громадные плакаты, демонстрировавшие эволюцию Вселенной от Большого взрыва до современного состояния. Со свойственным физикам юмором, на первом из них была изображена схема огромного ускорителя элементарных частиц — Большого Адронного Коллайдера, с помощью которого в ЦЕРНе планировали получить материю, из которой состояла ранняя Вселенная. Решить эту задачу должен был «эксперимент АЛИСА» (ALICE – A Large Ion Collider Experiment)

Г.А.Феофилов, руководитель коллектива сотрудников СПбГУ — участников проекта ALICE; член Технического Совета ALICE.

Вселенная в игольном ушке

Согласно современным данным науки, 15 миллиардов лет назад Вселенная могла уместиться в игольном ушке. Элементарные частицы, из которых состоим мы сами и все, что нас окружает, тогда еще не сформировались. В первые микросекунды после Большого взрыва первоначальным веществом Вселенной была, как предполагается, кварк-глюонная плазма. Температура и плотность энергии в этом мире были настолько высоки, что кварки и глюоны, в сегодняшней холодной Вселенной «замурованные» внутри протонов и нейтронов, были свободны.

Изучение свойств этого первовещества Вселенной и является целью эксперимента АЛИСА. Более 1000 ученых из 80 институтов 30 стран мира объединили свои усилия для решения этой «научно-фантастической» задачи. Во второй половине XX века физики научились выделять атом из молекулы, электроны из атомов, а протоны и нейтроны из атомных ядер. Но когда очередь дошла до кварков, ученые столкнулись с серьезной проблемой. Кварки и глюоны оказались настолько прочно заперты в «протонно-нейтронной клетке», что выбить их оттуда было совершенно невозможно. Тогда было решено попытаться «расплавить» эту нуклонную тюрьму. Для этого требовалось получить температуру, в 1000 раз превышающую температуру Солнца.

Создавая малый «Большой взрыв»

Физикам Европейского Центра Ядерных Исследований потребовалось двадцать лет, чтобы приблизиться к обеспечению условий, при которых стало бы возможным создать кварк-глюонную плазму в лаборатории. Эксперименты, проводившиеся на суперпротонном синхротроне в ЦЕРНе (Super Proton Synchrotron — SPS), показали, что эта плазма может быть создана при лобовом столкновении тяжелых ядер. Исследования, проведенные на базе суперускорителя — коллайдера тяжелых ионов в американской лаборатории в Брукхейвене, позволили достичь плотности энергии, в 12 раз превышающей показатели SPS. При помощи же Большого Адронного Коллайдера (Large Hadron Collider), который будет использован в проекте АЛИСА, энергия лобового столкновения тяжелых ядер превысит энергии SPS в 330 раз.

Что же представляет собой этот коллайдер? Это набор огромных сверхпроводящих магнитов, расположенных на глубине 100 м в подземном туннеле диаметром около 8 километров и общей длиной 27 км. В рамках эксперимента ALICE ученые собираются разогнать два потока ионов свинца до скоростей, близких к скорости света. В нужный момент ядра свинца, разогнанные в двух разных кольцах внутри ускорителя, столкнутся. По предположениям теоретиков, на сверхкраткое время это позволит воссоздать кварк-глюонную плазму в форме маленьких огненных шариков, обладающих фантастической температурой и плотностью. Детекторы экспериментальной установки смогут зафиксировать малый «Большой взрыв» и позволят физикам пронаблюдать, как остывающая кварк-глюонная плазма дала жизнь всему, что сегодня есть в нашей Вселенной. Однако в начале девяностых, когда идея эксперимента только разрабатывалась, такие детекторы еще предстояло придумать и создать.

В Европу на подножке уходящего поезда

В 1992 году петербургский физик Григорий Феофилов искал возможность поехать на профильную конференцию в Вену, чтобы поделиться результатами испытаний нового детектора, созданного в университете. За его плечами были двадцать лет работы в ядерной физике, несколько уникальных разработок и осознание начавшегося крушения науки в собственной стране.

Рождение элементарных частиц из кварк-глюонной плазмы.

Конференция в Вене представляла собой самый крупный в мире симпозиум по детекторам, регулярно проводившийся раз в три года. Г.Феофилов обратился к его организаторам с просьбой хоть как-то покрыть транспортные расходы. После того как из Вены прислали билет на поезд, Феофилов занял у друзей 100 долларов и бросился на вокзал.

— Уже много позже, когда я познакомился ближе с организаторами Венской конференции, — рассказывает Григорий Александрович, – они признались, что тогда решили «пошутить». Мол, если петербургскому ученому действительно надо попасть в Вену, приедет и на поезде. А если нет, зачем тратиться на авиабилет?

Запрыгивая на подножку уходящего поезда, Г.Феофилов еще не знал, что в итоге тот привезет его в ЦЕРН. После доклада на Венской конференции и появления новых научных контактов последовало приглашение приехать в Женеву для более подробного разговора. Тогда в ЦЕРНе шло чуть ли не круглосуточное обсуждение новых экспериментов на будущем Большом Адронном Коллайдере. Требовались новые идеи и нестандартные подходы. Санкт-Петербургской команде предложили взяться за разработку центральной части экспериментальной установки, требования к которой состояли из сплошных противоречий. Однако инженерные трудности были лишь началом препятствий.

Мозговой штурм

— Это было фантастическое время, — вспоминает Григорий Александрович. — Вокруг нас все рушилось, а мы, ни на что не обращая внимания, решали «нереальную» задачу: 10 квадратных метров прецизионных координатно-чувствительных детекторов должны были быть размещены с точностью в несколько микрон и с небывалой стабильностью в самом сердце совершенно новой экспериментальной установки! При этом 10 миллионов миниатюрнейших каналов электроники, обеспечивавших регистрацию всех сигналов, выделяли около 10 кВт тепла. Это требовало от нас разработки сверхэффективных решений по охлаждению и термостабилизации, так как часть детекторов была чувствительна к колебаниям температуры в 0,1 градуса C! При всем этом – вся система должна была быть практически невесомой.

Вокруг «нерешаемой» задачи сложилась петербургская команда суперспециалистов. Парадоксально, но их сплочению косвенно способствовал охвативший страну хаос. Повсеместный развал привел к появлению некоторой организационной свободы – в том числе на оборонных предприятиях. Опытные инженеры, прежде полностью занятые выполнением госзаказов и получавшие за это зарплату, оказались перед необходимостью самостоятельно искать какие-то средства к жизни. Тогда проект АЛИСА не приносил никаких денег, но для специалистов гораздо важнее были его уникальность и перспективность: на тот момент это был крупнейший в мире эксперимент по ядерным столкновениям.

Результат работы петербургской команды — внутренняя трековая система ALICE (Inner Tracking System). На сборку ушло более 2000 элементов.

— У нас были иллюзии, что если мы сейчас скажем свое слово, то сумеем выстроить и дальнейшее сотрудничество с Европой, сможем потом решать и другие, не менее интересные задачи, — говорит Григорий Александрович. — Кроме того, проблемы действительно были сверхинтересными. Узкие специалисты экстра-класса — по ядерной физике и высоким энергиям, по углепластикам, температурным измерениям, оптике, микрокабелям и микроэлектронике – собравшись вместе, образовали классную команду. При этом все работали в тесной взаимосвязи, потому что, если у каждой проблемы по отдельности могла существовать тысяча решений, то для решения задачи в целом годилось только одно. Кроме того, работа была бы невозможна без контактов с итальянскими физиками, которые занимались созданием самих детекторов. Поэтому наши инженеры время от времени ездили в Италию и Швейцарию. Материальных проблем эти поездки, конечно, не решали, но в атмосфере российской безнадежности и безыдейности помогали держаться в форме (и даже более того!). В целом же работа была чисто инициативной — с надеждой на то, что ситуация в России как-то изменится. Но главное – это было настоящее дело! В течение 10 лет мы продолжали работать без каких-либо гарантий и обещаний с российской или европейской стороны.

Полгода мозгового штурма позволили выработать общую концепцию центральной части экспериментальной установки, а предварительные опыты показали, что направление работ выбрано верно. За пять месяцев 1992 года Феофилов шесть раз ездил в ЦЕРН, каждый раз возвращаясь с кипами технической документации. В Петербурге предлагались решения, в Женеве шло их обсуждение. В итоге была выработана общая концепция двух центральных систем нового эксперимента (ALICE), которая вошла в «Письмо о намерениях коллаборации» уже в декабре 1992. Петербургская группа влилась в общий поток ученых мирового уровня, решавших одну на всех сверхамбициозную задачу.

Законы российской действительности против законов физики

— После письма о намерениях практически все нормальные команды в других странах сразу приступили к работе, получив финансирование от своих национальных университетов. А мы продолжали трудиться на иссякающем энтузиазме — за короткие поездки в ЦЕРН и суточные. Там два доллара стоила чашка кофе, здесь на эти деньги люди жили, наверное, неделю, — вспоминает Григорий Феофилов. — По сути дела, мы оказались в положении, когда работа по проекту АЛИСА в Петербурге воспринималась чиновниками чуть ли не как наше сумасбродное хобби. Парадоксально, но при этом существовало правительственное соглашение «Россия-ЦЕРН», куда университет уже вошел в числе официальных участников. Несмотря на это проектом мы были вынуждены заниматься в остававшееся от основной работы время, пропадая в лабораториях круглыми сутками. Мы подавали заявки на российские гранты – нам либо не отвечали, либо давали мизерные суммы «для галочки». Мы просили о помощи – нас не слышали. Вместо этого в университете меня неоднократно спрашивали: «А что это ваши друзья из ЦЕРНа вам не платят? Вы что, поссорились? Вас перестали уважать?» Но ведь слово «коллаборация» в Европе означает сотрудничество в поиске, и не что-либо иное.

Делать что-то в таких условиях тем более сложно, что реализация идей всегда требует повседневной кропотливой работы, главным условием которой является стабильность. С новыми разработками ведь всегда так: сначала все восхищаются красивой идеей, а потом ты упираешься в маленькую деталь, и весь проект повисает в воздухе. У нас был один тупиковый путь, когда мы потратили около полутора лет на разработку одного из вариантов испарительной системы охлаждения. В итоге мы поняли, что эта система была бы слишком сложной и потому нежизнеспособной, отошли назад и нашли новое элегантное решение. Выход занял еще полгода. Только близким людям известна цена, которую нам пришлось заплатить, чтобы компенсировать российскую действительность и все равно сделать работу на должном уровне.

Несмотря на сложные материальные условия, петербургская команда, объединявшая тогда специалистов из СПбГУ, ЦКБМа, ВНИИМа, «Гранита», ПИЯФа продолжала трудиться над центральной частью экспериментальной установки. Нами был предложен уникальный стартовый детектор, придуманный в университете и протестированный позднее на пучках частиц в ЦЕРНе. В течение восьми лет этот детектор оставался официальной базовой разработкой для установки ALICE.

Экспериментальная установка ALICE.

В момент столкновения тяжелых ионов в области детектора оказывается около 20 тысяч элементарных частиц. Координаты их треков должны быть зарегистрированы с точностью в 30 микрон. При этом столкновения двух ядер происходят каждые 100 микросекунд. При размерах 70х80 мм каждый детектор содержит около 1000 каналов электроники — каждая такая пластинка кремния обходилась создававшей их итальянской стороне примерно в пять тысяч долларов.

Но все эти каналы электроники оказались бы бесполезными, если бы вся установка ALICE оставалась «медленной», то есть не могла бы прецизионно фиксировать время столкновения. Новый университетский детектор обладал временным разрешением на уровне 75 пикосекунд (1 пикосекунда =10 в минус двенадцатой степени секунды). Для информации: за 100 пикосекунд свет проходит расстояние около 3 см. Предложенный высокопрецизионный детектор позволял очень точно фиксировать момент встречи ионов, пространственное распределение вторичных элементарных частиц в той области, где ALICE уже не могла работать, а также отделять «лобовые» столкновения ионов от периферических.

— Это была новейшая разработка. Через восемь лет мы проиграли: наш детектор заменили на московский, хотя идея последнего (традиционная) была также предложена нами еще в 1992 году в качестве запасного варианта. Наш же сверхпрецизионный детектор все еще казался слишком новым — в 2001 году в ЦЕРНе решили не рисковать: российских денег под этот детектор не дождались не только мы.

Зато вторая центральная система, разработанная петербургской командой, продолжала развиваться. Для того чтобы справиться с основными задачами регистрации частиц, все кремниевые детекторы надо было разместить на специальной сверхлегкой и сверхпрочной механической конструкции. При этом конструкция должна была предусматривать и встроенную миниатюрную систему охлаждения и термостабилизации. Основой стали монолитные фермы длиной 120 мм и весом всего 24 грамма, которые были предложены и разработаны в Петербурге по уникальной технологии. Для их создания был применен углепластик. Специальная конструкция была просчитана так, что каждый элемент (тоненькая углепластиковая иголочка) отвечал за нагрузки только в одном направлении.

— Если бы мы сделали эту штуку из стали, ее прочность была бы меньше, а по весу мы, естественно, сильно бы проиграли, — Григорий Александрович вертит в руках невесомую конструкцию, которая разве что сама не взлетает в воздух. — В ЦЕРНе нас за этот углепластик поначалу сильно трепали. Все новое всегда воспринимается с сопротивлением. «А почему вы думаете, что этот углепластик вообще будет что-то держать и не рассыплется? Почему это должно сработать? Кто еще применял подобные средства?» Да никто! Когда мы с этой конструкцией приехали на конференцию по новым материалам, представители швейцарских фирм, специально занимавшихся углепластиками, в один голос утверждали, что ничего подобного создать невозможно. Никто не верил, что эта ажурная ферма действительно монолитная, все думали, что иголочки мы как-то приклеивали.

В какой-то момент, для того чтобы убедить наших западных коллег в надежности конструкции, мы провели такой шутливый эксперимент. В принципе каждая такая изящная система рассчитана на вполне определенные нагрузки. Для того чтобы показать ее потенциал, мы подвесили к ней бутылку водки весом в 2 кг. Наша метровая фермочка (при собственном весе около 20 грамм) даже не прогнулась! У нас даже была идея положить вместе несколько таких конструкций, а сверху на них поставить красивую девушку и сфотографировать.

К 1995 году концепция центральной части экспериментальной установки была проверена на практике. Были рассчитаны параметры всех материалов, все возможные прогибы и деформации, воздействие температурных полей — абсолютно все. Получилась сверхлегкая, сверхпрецизионная по механическим свойствам система с эффективным механизмом термостабилизации. Это был очень мощный интеллектуальный и инженерный вклад в общее дело коллаборации. Разработки петербургской команды вошли в очень важный том «Технических предложений по подготовке эксперимента на сверхрелятивистских тяжелых ионах».

Завершение проекта

Принятие «Технических предложений по проекту ALICE» международной экспертной комиссией и Ученым советом ЦЕРНа было большим политическим успехом всей коллаборации. Каждая картинка, каждое предложение в этой книге самым тщательным образом проверялись и были подтверждены. Именно в 1995 году проект Алиса окончательно стал реальностью.

Команда, сложившаяся вокруг Петербургского университета, была официально признана еще в 1992 году. Свидетельством тому служит еще один факт: из двенадцати российских НИИ — участников проекта ALICE, только часть входила также и в ее организационную техническую структуру. В то время (до 2001 года) два лидирующих подпроекта ALICE (из четырех российских) принадлежали Санкт-Петербургской команде (остальные два – Курчатовскому институту и ИТЭФ).

— Мы оценили стоимость работ, которые надо было сделать для реализации этих идей, в два с половиной миллиона долларов (это вошло в официальные документы ALICE). Российских денег нам, естественно, не дали. Для осуществления двух проектов удалось получить три международных гранта, которые позволили выполнить только часть запланированных работ. Самый крупный грант был на 450 тысяч долларов под 8 институтов на 2 года. Его получателями были институты в Дубне, Гатчине, Курчатовский институт, Институт метрологии в Петербурге, Центральное бюро машиностроения, университет, «Авангард» и «Гранит». Этот грант дал возможность выполнить в 1998 году все основные исследования, создать работающие прототипы двух систем, а также выпустить отдельную книгу по центральной части экспериментальной установки, где были представлены основные результаты – со всеми расчетами и детальными промерами.

После одобрения конструкции в ЦЕРНе итальянцы решили, что теперь смогут изготовить ее сами. Они попробовали, и у них ничего не получилось. Технологии-то мы никому не передавали!

Создание центральной части экспериментальной установки прошло в Петербурге полную цепь: «идея-технология-изготовление-испытание». В 2003 году изготовленные компоненты были протестированы и отправлены в Женеву, все обязательства перед коллаборацией были выполнены.

Технологии двойного применения

Успешное завершение проекта по экспериментальным системам не стоит идеализировать. Уникальная команда, сумевшая в процессе работы над фундаментальной задачей разработать целый ряд новейших прикладных технологий, почти распалась в 2003, так и не встретив ни поддержки, ни интереса в собственной стране. Даже грант, позволивший закончить основную деятельность по проекту, был получен при поддержке итальянского (а не российского!) правительства.

Приложений для разработанных технологий напрашивается масса, но, по-видимому, в нашей стране они никому не нужны. Сверхлегкие, сверхпрочные и сверхстабильные конструкции из углепластика с интегрированными системами охлаждения электроники и сигнальными микрошлейфами расширяют возможности применения электронных систем в самых разных сферах. В рамках работы по подготовке эксперимента

АЛИСА были проверены оригинальные идеи по теплосъему и термостабилизации, испытаны системы прецизионного дистанционного контроля деформаций и вибраций, апробированы идеи по практическому использованию сверхбыстрых и радиационностойких координатно-чувствительных детекторов в радиографии и рентгенографии. Все эти разработки могут найти применение в авиации, электронике, астрономии, биологии, медицине.

Кроме того, исследователи из Института физики предлагают сегодня для России сразу несколько европейских программ, направленных на использование в разных областях технологий, первоначально разработанных в физике высоких энергий. Инициативой

Г.А.Феофилова и его коллег являются предложения о создании в Петербурге Центра адронной терапии и диагностики онкологических заболеваний. Уже существующие уникальные технологии по ускорению ионов углерода способны помочь при эффективной диагностике и лечении глубоко расположенных и потому сегодня неоперабельных онкологических опухолей, а в других случаях просто обходиться без хирургического вмешательства. Поддержка программы цифровой маммографии и включение в европейский проект MammoGrid позволили бы реализовать в Санкт-Петербурге эффективную действующую систему массовых обследований и на ранней стадии выявлять и бороться с раком молочной железы. Данные предложения – не просто фантазии, они уже прошли через европейскую международную научную экспертизу, поддержаны письмом Комитета по здравоохранению Санкт-Петербурга. Подана заявка на европейский грант. Но почему Европа должна финансировать проекты, предназначенные для Санкт-Петербурга?

Последнее предложение связано с еще одним направлением деятельности исследователей — внедрением сетевых GRID-технологий, которые, по оценкам специалистов, означают новую компьютерную революцию после появления Интернета. Объединяя компьютеры в одно целое за счет уже имеющихся каналов связи, эти технологии уже сегодня позволяют обмениваться гораздо большими объемами информации и существенно быстрее решать многие задачи. Теперь для решения сложных проблем не обязательно иметь суперкомпьютер: его можно «собрать», объединив с помощью сетей GRID процессоры нескольких компьютеров в разных частях мира (либо страны, города, институтов, больниц, учреждений…).

GRID является таким же «побочным продуктом» физики высоких энергий, как и Всемирная Паутина WWW (кстати, также появившаяся в ЦЕРНе), да и сам компьютер пришел к нам из ядерной физики. Увеличение объемов обрабатываемой информации заставляет ученых искать новые способы для ее хранения, обмена и работы с ней. Когда в 2007 году будет запущен эксперимент АЛИСА, объем текущей информации составит один DVD в секунду. Если мы в университете не успеем перейти на новую сетевую систему, то очень быстро (сразу!) окажемся на задворках научного мира. Такие технологии обеспечивают главное условие настоящей науки — непосредственный доступ к «сырому» материалу эксперимента. Можно находиться за тысячи километров от экспериментальной установки, но получать данные эксперимента в ту же секунду. Кроме того, GRID-технологии позволяют эффективно работать с распределенными базами данных. Первые работы по GRID начались в Петродворцовом телекоммуникационном центре СПбГУ в 2002 году, а в сентябре прошлого года университет уже успешно участвовал в глобальном тесте ALICE Data Challenge 2004. Уже сегодня страны Балтийского региона (20 институтов, 7 стран – и в том числе и наш университет) объединены программой «Соседство Северного GRID’а» (Nordic Grid Neighborhood— NGN), нацеленной на применение и популяризацию новейших компьютерных технологий в науке и образовании (и не только в физике и химии!).

Недавно проведенный на базе Института физики СПбГУ международный семинар NGN-4 показал варианты работы с большими библиотеками на примере медицины. Был продемонстрирован первый прототип распределенной библиотеки медицинских цифровых изображений, который создавался совместными усилиями представителей команды ALICE/СПбГУ и Университета Лунда в Швеции.

Все эти проекты могли бы быть реализованы уже сегодня и приносить реальную пользу. К сожалению, эти инициативы исследовательской группы пока не встречают в России должного интереса и понимания.

Что дальше?

Неформальная межкафедральная команда ALICE/СПбГУ пока еще существует. В нее входят преподаватели и сотрудники, студенты и аспиранты трех кафедр физического факультета. Несмотря ни на что, продолжается интенсивная работа по Физической программе ALICE, ведь все отмеченные выше детектирующие системы и разработки были предложены под вполне определенные и очень интересные физические задачи.

— Часть этих новых исследований в эксперименте ALICE была предложена здесь же, в теоретическом отделе НИИ физики, — замечает Феофилов. — Речь идет о новом физическом явлении – слиянии цветных кварк-глюонных струн, идея которого была высказана М.А.Брауном (СПбГУ) и К.Пахаресом (Университет Сантьяго-ди-Компостелла, Испания). Сейчас ведется активный поиск этого явления, в нем участвуют и несколько студентов и аспирантов физического факультета. Реализация физической программы исследований ALICE рассчитана на 10-15 лет. Первые уникальнейшие экспериментальные данные ожидаются после пуска установки «ALICE» в 2007 году. Сразу же должна начаться их обработка. Кто из 80 институтов ALICE первым использует эти данные для новых открытий?

Совсем недавно (в январе 2005 года) ученые из ЦЕРНа и ведущих европейских физических лабораторий написали петицию министру науки РФ и региональным руководителям с просьбой поддержать исследователей из Института физики им. В.А.Фока. Ответа не последовало.

— Сегодня мы находимся в очень сложных условиях, — говорит Григорий Александрович Феофилов. — У нашего института нет ставок для молодых исследователей. Мы ничего не можем предложить своим студентам, и они от нас уходят. Такое положение повсюду. Год назад организаторы все той же Венской конференции специально для России выделили три полностью оплаченных места для молодых специалистов. Я разослал информацию по всем крупным научным центрам и университетам. На три места нашлось только два студента, которые были готовы приехать и доложить свои результаты. А те же итальянские студенты и аспиранты приезжают на конференции большими группами и делают действительно интересные доклады: даже в маленьких исследовательских центрах у них идет экспериментальная работа, им есть чем поделиться.

Могу утверждать (в том числе и как член международного научного совета Венских конференций по детекторам), что у нас в университете эксперимент встал. Причина тривиальная — ни на что нет денег. А специалистов НИИ физики, — старейшего института физики в России — заставляют полностью перейти на контрактную основу, которая заимствована с Запада, но сделана по известному принципу: «хотели как лучше». По сути, это приговор науке в университете. Допускать этого, конечно же, нельзя. Объяснить происходящее нашим европейским коллегам в каких-то рациональных терминах я не могу.

Вместо послесловия

Последний раз Григорий Феофилов был в отпуске в 1989 году — катался на лыжах. Еще со студенческих лет, когда он входил в сборную университета по лыжным гонкам, Григорий Александрович знает, что у спортсмена есть только два варианта — до последнего бороться за победу или сойти с дистанции и жаловаться на плохие лыжи, мазь и неудачную погоду. Есть два варианта и всего одна жизнь.

Нужны ли кому-нибудь десять лет жизни этих людей? Очень хочется верить, что нужны. Это были высокопродуктивные десять лет, десять лет на передовом крае современной науки. Был задуман и воплощен в жизнь уникальный проект, перекинут мост к самому центру европейского научного мира, имя «Петербург» в ЦЕРНе звучит достойно, наконец, был разработан целый ряд перспективных направлений, настоятельно требующих реализации. Неужели все это никому не интересно? Что еще должна сделать маленькая инициативная группа в такой большой стране, чтобы та, наконец, обратила внимание, какие у нее серьезные проблемы?

***

Посетители юбилейной экспозиции в ЦЕРНе спускались по винтовой лестнице. Плакаты последовательно изображали, как после Большого взрыва Вселенная расширялась и охлаждалась, из кварк-глюонной плазмы образовывались элементарные частицы и античастицы, темная энергия и темное вещество (эта неизвестная пока материя составляет 95 процентов окружающего нас мира). Художник изобразил формирование звезд, галактик, планет Солнечной Системы и, наконец, появление жизни на Земле… На последнем плакате выставочного комплекса в Женеве была сфотографирована девушка, занятая сборкой одного из детекторов эксперимента ALICE для Большого Адронного Коллайдера. Этой девушкой была Полина Отюгова, студентка физфака СПбГУ, одной из первых вошедшая в состав команды ALICE/СПбГУ, а потом уехавшая работать в Женеву и оставшаяся там. Навсегда?  

Игорь Макаров

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2005 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков