№ 14-15 (3703-3704), 17 июня 2005 года
главная | оглавление | <... | ...>	Беседы с любителями российского слова

Смена парадигм

Русская литература 1990-е гг. – начало XXI в.

В годы застоя, годы стабильности или годы сползания в пропасть – не знаю, как точнее и назвать два десятилетия нашей истории, продлившиеся с 1965 по 1985 год (ощущение зависит от разных причин, как материальных, так и духовных, а точнее, от бытия отдельных людей и социальных групп, которое и определяет, по Марксу, сознание) – многим читателям, что ни говори, жилось комфортно. В том смысле, что поле русской литературы под воздействием мощных идеологических культиваторов сузилось до размеров рисового чека. Его границы были хорошо видны, и урожай оно давало мизерный, но все было понятно и обозримо. Книжные новинки, те, что стоило читать, появлялись раз в год. О них все имели представление. Всегда было о чем поговорить. Ведь русским, чтобы поболтать, не нужны другие темы. Это англичане, по слухам, начинают разговоры с погоды. И, если не смотреть в сторону самиздата и тамиздата, можно было пребывать в душевном покое. Особенно если ты хотел быть спокойным. Можно было перечитывать шедевры золотого фонда русской классики. Можно было отрицать всю сегодняшнюю литературу. Она не выдерживала сравнения с творениями гениев.

Разобраться в текущей литературе трудно. Держать в памяти тысячи текстов, оценить их, увидеть тенденции, почувствовать движение литературной мысли, определить, кто есть кто, предугадать, как отзовется слово того или иного литератора — не под силу и ведущим критикам. Так было всегда, так есть и будет. Это естественно и объяснимо.

Казалось, что книги, а тем более учебного пособия с названием “Русская литература (1990-е гг. – начало XXI в.)” существовать не может. И тем не менее мы держим сейчас в руках книгу. Она носит именно такое название, ее издали филологический факультет СПбГУ и московский издательский центр “Академия”, она вышла в свет в 2005 году под редакцией С.И.Тиминой. Мы опускаем здесь должности, ученые звания и степени. Во-первых, мы журнал не научный и пользуемся этим при удобном случае, во-вторых, внимательный читатель уже знаком со Светланой Ивановной, выступавшей на страницах нашего издания, в-третьих, в сегодняшнем литературоведении и литературной критике, как и в современной литературе, выстроить строгую и стройную иерархию невозможно по определению.

Авторы книги живут в Москве и Петербурге, работают в МГУ, в СПбГУ, в Педагогическом университете им.А.И.Герцена, в критических отделах литературных журналов, за каждой статьей стоит большой опыт преподавательской, научной, литературной работы, книги и монографии.

Мы встретились с одним из авторов книги, с Марией Александровной ЧЕРНЯК, чтобы задать вопросы, услышать ответы, чтобы просто побеседовать на извечную русскую тему. Вышло так, что вопросов было, по большому счету, всего два.

— Что сегодня происходит с современной русской литературой и читателями?

— Мы, вузовские преподаватели, часто отвечаем студентам на этот вопрос. Не только студенты, но и многие читатели говорят, что читают только классику, а современную литературу не читают и не знают. Откуда это? Человек не может назвать даже имен современных авторов, но при этом отрицает всех. Категоричность в суждениях о современной литературе возникает оттого, что ставится знак равенства между современной литературой и литературой массовой, теми книгами, что мы видим в ларьках, на прилавках в людных переходах. Когда я начинаю читать курс, то стараюсь в первой же лекции перебороть негативное отношение к текущей литературе.

Вспомним конец XIX века. В 90-е годы Дмитрий Мережковский написал знаменитую статью “О причинах упадка и о новых течениях современной литературы”, где упадком он называл нарождающуюся литературу Серебряного века. В 1921 году, когда начинали работать Булгаков, Зощенко, Платонов и многие другие, Евгений Замятин пишет статью, до сих пор актуальную. Она называется “Я боюсь”. Я боюсь, говорит он, что у русской литературы есть единственное будущее — ее прошлое. Вот эту его фразу многие современные критики и воспроизводят бесконечно. Есть ощущение, что все, что было и есть в литературе, было раньше, было ДО, современная же литература — это упадок. Суть в том, что тут мы имеем дело с текстами, которые создаются в режиме “здесь и сейчас”, что материал слишком близко к нам стоит, его очень сложно оценить. Не только школьники и студенты мало читают, но и школьные учителя боятся приближаться к современной литературе. Это видно даже по школьным учебникам: литература заканчивается дай Бог если на Солженицыне. На его лагерной прозе. Но это 1962-й год! Все, что ближе, боятся трогать. Кроме того, непонятно, с каким инструментарием подходить к этому явлению.

— Это большой труд…

— Да, труд. Курс современной литературы включен в программу филологического образования и потому, чтобы научить хотя бы студентов-филологов не бояться этого столь живого и подвижного материала. Лауреат Букеровской премии Олег Павлов дал точное определение современной литературы: это не рассказ о современности, не маркеры современности, которых может и не быть, можно даже не понимать, в каком времени идет действие, но это разговор с современниками о том, как сегодня живут люди. Современная литература, действительно, пытается обнаружить какие-то координаты нашей жизни.

Наш учебник, что видно даже по оглавлению, очень полифоничен. Здесь и постмодернизм, и фантастика, и массовая литература, и практически неизвестная сетература, и литературный язык, с которым происходит что-то невероятное. Современная литература — пестрое явление. Ее породило противоречивое время, время рубежа столетий и тысячелетий. Мы сейчас перешагиваем рубеж, мы уходим от монологической системы к полифонии, многоголосию, дискуссии. Литература начинает существовать в других условиях, она отныне не едина, а напротив, противоречива, в ней повсюду возникают взрывные поля.

Читатели говорят, что в этом обилии сложно ориентироваться. Действительно, если раньше, лет восемь тому назад, был крен в издательском бизнесе, когда издавали в основном массовую литературу, то сейчас мы видим другое. Сегодня читателю есть из чего выбирать. Современная литература – от элитарной прозы и поэзии до постмодернистских экспериментов – прекрасно издана и стоит на полках магазинов, но в этом обилии имен, конечно, теряются не только читатели, но и критики. В связи с этим у каждого критика, особенно если он работает в толстом литературном журнале, есть свой круг излюбленных авторов, о которых он и пишет, которых и продвигает. Таким кругом авторов, как правило, и ограничивается поле журнала. Писатель и литературовед Владимир Новиков сказал как-то о своем филологическом романе “Роман с языком”, что если у этого произведения будет всего несколько читателей, он этого не боится: это будет круг истинных ценителей слова. Сегодня ситуация в критике и литературе дошла до того, что писатели радуются любому, даже отрицательному отзыву. Авторы нуждаются просто в упоминании. Сколько писателей выброшены за рамки литературного процесса! Они изданы, но при нынешнем затоваривании книгами их не включают не то что в курсы лекций, а вообще в читательский кругозор. Мы наблюдаем то, что философ и культуролог Михаил Эпштейн называет информационным шоком, когда происходит инволюция, свертывание, своеобразная защита человеческого организма от переизбытка информации. И, к сожалению, человек защищается нечтением книг, несмотрением фильмов, нехождением в театры. Это тоже примета нашего времени.

Разноголосица, полифоничность, присущая сегодняшней литературе, в нашем учебнике возведена в принцип. С.И.Тимина, как руководитель проекта, сознательно собрала коллектив авторов, каждый из которых представляет свой взгляд на современный литературный процесс. И поэтому было очень приятно, когда экспертный совет в Москве не только присвоил книге гриф учебного пособия, но и высоко оценил достоинства учебника, являющегося, по сути, очень точным компасом, помогающим ориентироваться в море столь сложной современной литературы.

— Одна из ваших статей в книге посвящена современной массовой литературе. Я знаю, что вы написали докторскую диссертацию на эту тему, и скоро состоится ее защита. С какой точки зрения вас интересует это явление?

— У нас еще нет серьезных литературоведческих исследований этого феномена. Хотя очевидно, что массовая литература как явление требует осмысления. Да, это низ литературы, ее еще называют паралитературой, упрощенной литературой, тривиальной литературой. В советское время ею вообще не занимались, поэтому не было выработано филологического инструментария. Эта литература построена по совершенно другому принципу, где главное — не эстетическая категория, не качество текста, а стереотипность и узнавание сюжетной формулы. Массив этой литературы необозрим, но на определенных этапах развития литературы можно обнаружить всплески массовой литературы. Они обнаруживаются, как ни странно, в переходные периоды, в эпохи, характеризующиеся противоречиями и разбросанностью тем. Мы привыкли вслед за Бердяевым говорить о ренессансе Серебряного века. Это справедливо. Но именно в начале XX века возникла массовая читательская аудитория, которая не могла понять ни Бердяева, ни Леонида Андреева, ни Куприна, ни Бунина, ни футуристов. Тогда стала мощно развиваться массовая литература: адаптации, пересказы, серии дешевых детективов о Нате Пинкертоне и Нике Картере, появились Анастасия Вербицкая, Александр Арцыбашев и целый сонм подобных авторов.

После революции ситуация повторилась. Бухариным и Троцким был выдвинут лозунг о необходимости “красного пинкертона”, так возник еще не изученный авантюрный роман 20-х годов. Позже, в условиях тотального соцреализма, жанры массовой литературы: детектив, фантастика, фэнтэзи, мелодрама и историческая беллетристика были либо отодвинуты в детскую литературу, либо вообще, как любовный роман и мелодрама, объявлены буржуазным жанром.

С начала 90-х годов появляются переводы, а с 95-го набирает силу и тиражи отечественная массовая литература. Для того чтобы адекватно разобраться в феномене массовой литературы, приходится использовать инструментарий не только литературоведения, но и социологии литературы, психологии, так как подобная литература пишется на основе жанровых ожиданий читателя и в какой-то мере отражает ментальные сдвиги в обществе. А вообще даже в массовой литературе есть разные уровни. Есть мусор, лежащий за гранью всяких эстетических разговоров, а есть, например, Б.Акунин.

— Может быть, человек, который ощущает себя ценителем и эстетом, часто открывает Чехова и Толстого потому, что желает снова встретиться с привычным миром, и знает, что он там найдет, может быть, это происходит просто от усталости? Так непритязательный читатель открывает Маринину или Донцову?

— Он ожидает психотерапевтического эффекта, о котором говорят психологи, это эскапизм, желание уйти в мир грез, мечты, вымысла. В Америке, например, любовные романы продаются в аптеках, как какой-нибудь антигрустин.

Важна еще одна функция такой литературы. О ней писал Ю.Лотман в статье 1991 года. Массовую литературу можно рассматривать как историко-культурное, социологическое явление. Она важный источник человековедения, читатель окунается в проблемы быта, повседневности в гораздо большей степени, чем в элитарной литературе. Там больше мелочей, она фотографирует быт. Донцова, которую практически невозможно читать, тем не менее очень точно фиксирует наше время с его рекламой, политикой, актерами, телевидением и пр. Как в свое время ругали роман “Дух времени” А.Вербицкой! А там необыкновенно интересно описаны события 1905 года, студенческие волнения, увлечения ницшеанством, история МХАТа, действительно, можно в полной мере ощутить “дух времени”. К.Чуковский относился к этой книге крайне негативно, а теперь она переиздана, и к ней совсем другое отношение. Так же, как и к роману А.Арцыбашева “Санин”, который был назван “порнографическим” романом, а в конце 1990-х был издан в серии “Школьная библиотека”.

— Чем вообще массовая литература отличается от настоящей?

— Точного критерия нет. Всегда сложно вешать ярлыки. Это проблема вкуса. Массовая литература не точный термин, который провоцирует разговор лишь о массовом читателе или массовом распространении. В американском литературоведении принят более адекватный термин “формульная литература”. На этом термине нет клейма “плохо”. Принадлежность к массовой литературе – это и вопрос жанра. Детектив, фантастика, мелодрама с их жестким каноном провоцируют создание текстов по шаблонам и схемам. Хотя необходимо сказать, что в массовой литературе есть своя градация, свои лидеры. Ее трудно определить как единый корпус. Например, постмодернисты активно используют язык массовой культуры и не скрывают этого, наоборот, всячески позиционируют его использование. Виктор Ерофеев говорит: для меня массовая литература как для Базарова лягушки, разрезаю, смотрю, что там, и использую. Пелевин, Залатуха, Слаповский и другие хотят найти золотую середину между занимательностью и серьезностью авторских задач. Современные авторы, играющие на поле массовой литературы, чем-то напоминают поиски писателей литературной группы 1920-х годов “Серапионовы братья” Л.Лунца, В.Каверина и др. Массовая литература во многом отражает парадоксы социальной и культурной памяти современного читателя, его предпочтения, на которые влияют очень многие факторы: и семейное воспитание, и качество вузовского и школьного образования, и современные средства массовой информации.

Начав постепенно осваивать азы полифонической культуры, российский читатель получил уникальную возможность самостоятельно выбирать для себя маршрут чтения. Путей, как мы видим, очень много. Надеемся, что учебник “Современная русская литература” поможет сориентироваться в море новейшей литературы.

Если нам в какой-то момент покажется, что русская литература закончилась, не будем верить этому ощущению. Это что-то с нами происходит. Заглянем внутрь себя, осмотрим, спросим душу: не устала ли, мол, ты. Еще не время уходить на покой и свертывать привычку следить за книжными новинками. Хочется сказать: все еще только начинается, но это не так. Скажем иначе: все продолжается и, похоже, будет продолжаться, пока существует наш язык.  

Александр Шумилов

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2005 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков