|
|
|
№ 12-13 (3701-3702), 2 июня 2005 года
|
 |
|
|
|
|
Аристократ духа
Профессор В.Е.Балахонов (1923—1994)
Зимним декабрьским вечером незадолго до наступающего Нового 2005 года я приникла к трехпрограммному радиоприемнику (к моей любимой третьей петербургской кнопке) и, отрешившись от окружающего мира (домашнего и общественного), слушала проникновенный голос актрисы Театра комедии Елены Юнгер.
|
 |
В.Е.Балахонов |
|
По радио звучала одна из старых записей – отрывок из «Очарованной души» великого французского писателя Ромена Роллана. С глубоким чувством и пониманием происходящего Юнгер, как сама героиня романа Аннет, рассказывала о трагической гибели единственного сына Марка от рук чернорубашечников – итальянских фашистов, и о стремлении Аннет найти силы и встать в строй борцов, заменив сына.
И вдруг слова писателя: «Печаль не объединяет, она разъединяет людей», подтвержденные тысячами судеб, вызвали у меня какое-то несогласие. Хотелось сказать: бывает по-иному, пусть редко, но бывает. И судьба одного из моих авторов, профессора Виктора Евгеньевича Балахонова, всплыла в моей памяти с такой отчетливостью и в таких подробностях, которые побудили меня рассказать о ней.
Я познакомилась с Виктором Евгеньевичем в 1967 г. как редактор одной из его монографий «Ромен Роллан и его время. «Жан-Кристоф»». Позднее я узнала о большой административной работе В.Е.Балахонова – заведующего кафедрой истории зарубежных литератур, декана филологического факультета. Но в 1967 г. он был для меня только новым автором. Невысокого роста, с бледным лицом, но живыми глазами, подвижный, вдумчиво-внимательный в работе, что не могло не вызвать расположения к нему. А глубокая ямочка на подбородке наводила на мысль о затаенно страстной натуре.
Сейчас я с запозданием понимаю, что в 1967-68 годах, в период определенного личного (семья, дети, еще была жива моя мать) и общественного (социальная стабильность, ощущение защищенности в сильной и уважаемой стране) благополучия, я не с такой остротой воспринимала монографию, над которой работала. Возвратившись же к ней и тексту романа теперь, в наше время, я глубоко личностно прочувствовала ее идеи, основную направленность. Гениальный музыкант-бунтарь Жан-Кристоф не желает мириться, как и автор романа, с торжеством бездуховности, творческим упадком в современной ему Европе кануна Первой мировой войны, когда «дрожь скрытой до времени лихорадки уже пробегала по обществу». Ромен Роллан посвятил роман «свободным душам всех наций, которые страдают, борются и побеждают».
Отец В.Е.Балахонова, бывший царский офицер, был учителем музыки. Сын знал и понимал ее, часто и охотно играл со своим отцом в четыре руки на рояле. Не случайно так интересны страницы монографии о «Жане-Кристофе», раскрывающие тайное тайных творческого процесса: от первых аккордов, возникновения звукоряда — до поиска формы воплощения замысла, его развития и выражения идеи произведения, способной увлечь слушателей, сделать художника властителем дум, выразителем затаенных мечтаний.
Ромен Роллан и его герой глубоко переживали сам факт существования мира страданий, голода и нищеты миллионов людей, которым надо каждый день думать об одном – о выживании. Им не до искусства. Однако Р.Роллан видел задачу искусства в умении как можно полнее, глубже впитать в себя содержание времени, идеи века, мысли людей, живущих рядом с тобой. Цель искусства – отразить не парадную сторону времени, а его глубокую душу.
Как и его русские современники – Л.Толстой, А.Чехов, Ромен Роллан считал, что «каждое слово, каждое действие творит добро или зло, ничто не безразлично». В монографии В.Е.Балахонова приведен отрывок из письма 1902 г. Р.Роллана к Бертолини о том, что в искусстве «не должно быть компромиссов: ты или здоров, или нездоров, середины нет, ... между развращенным и здоровым умом есть только смерть».
Бесстрашие и бескомпромиссность художественного анализа социальных противоречий современности привлекали к творчеству писателя-гуманиста исследователей, в их числе Виктора Евгеньевича.
В молодости он перенес многие испытания и утраты. В блокадном Ленинграде умерли мать и брат. В 18 лет Виктор вступил добровольцем в университетский партизанский отряд, был тяжело ранен, но вернулся в строй, прошел офицером всю войну и был награжден многими орденами и медалями. Все это потом сделало лично близкими ему беспокоившие Роллана мысли и его страстное стремление к счастью для всех людей, торжеству добра и справедливости.
Размышляя о годах прожитой многотрудной жизни, Ромен Роллан писал, что после долгой деятельной жизни «можно получить право мечтать о чистой красоте, но до тех пор, пока у тебя есть силы, ты должен отдать всего себя и свое искусство на службу действию».
Этому завету следовал и В.Е.Балахонов.
Его многолетняя изыскательская работа в парижских архивах значительно расширила и обогатила знания о писателе, его творческом окружении, постоянных поисках и находках.
Особенно это стремление к действию проявилось в последние 14 лет жизни (с 1980 по 1994 г.), когда Виктор Евгеньевич тяжелой болезнью (паралич нижней половины тела) оказался прикован к постели. В эти годы выявились те качества настоящего мужчины, которые, может быть, не всегда были заметны в повседневной жизни. Свободный от не очень благодарной и суетной административной работы, он словно обрел второе дыхание и весь отдался творчеству. Как к профессору, уважаемому преподавателю и ученому, к нему текли потоками студенты, аспиранты, сотрудники и многие-многие нуждавшиеся в его советах и помощи.
Я бывала в квартире Виктора Евгеньевича на 1-й линии Васильевского острова, беседовала с ним, видела, как он работал, перемещаясь при помощи специальных устройств, и всегда сохранял бодрость духа, готовность трудиться, сколько хватит сил.
От преданной жены Виктора Евгеньевича – Людмилы Ивановны, исключительно благодаря стараниям которой он смог жить и работать последние 14 лет, ее коллеги из Института языкознания никогда не слышали ни слова о трудностях ухода за больным мужем. Виктор Евгеньевич при мне только один раз, причем как бы извиняясь (за что?!), сказал, что вынужден ненадолго лечь в больницу, так как в домашних условиях никакими способами не снять постоянно мучившие боли.
Он участвовал как составитель и автор вступительных статей во множестве изданий разных жанров: «Хрестоматии по французской литературе XX века» (на французском языке, Изд-во «Просвещение», 1985 г.), однотомниках произведений Жоржа Сименона и его 30-томном собрании сочинений (вместе с Э.Л.Шрайбер) в новых квалифицированных переводах и др.
В 1977 г. издательству ЛГУ дали (с большим запозданием!) возможность выпуска коммерческих изданий, в том числе художественной литературы для покрытия убытков от малотиражных научных работ. Тогда именно профессора В.Е.Балахонов, а также Г.А.Макогоненко, его преемник на посту заведующего кафедрой,
А.Б.Муратов предложили выпустить сборники, посвященные искусству и художнику в русской прозе и зарубежной новелле XIX и XX в.в. Сборники вышли 100-тысячным тиражом и быстро разошлись.
Тема, вбирающая в себя все многообразие ее отражения в творчестве представителей различных времен, стран и народов, вовлекла в работу и известных, и молодых ученых. Вступительные статьи с осмыслением материала на фоне времени легли на плечи наиболее опытных исследователей, таких как В.Е.Балахонов.
Он готовил подобную статью к сборнику «Искусство и художник в зарубежной новелле XX в.» (1992 г., 40 л., редактор Л.А.Карпова), уже будучи тяжело больным. Умение отразить неповторимую индивидуальность писателя как художника, философа, мыслителя – сложнейшая задача. И он сумел написать ее так, чтобы хотелось еще и еще раз возвращаться к тексту вступления.
Обращение Виктора Евгеньевича к теме искусства – следствие его личных пристрастий и увлечений. В его доме множество художественных альбомов, приобретенных в разных городах и странах, где ему довелось побывать, книг об искусстве, обогащающих знанием сложных проблем и тонкостей профессии художника.
Уже самое начало вступительной статьи захватывает. Автор убедительно раскрывает, какие перемены, которых не знала ни одна эпоха, внес XX век во все сферы жизни людей.
«Было поставлено под сомнение само искусство, его смысл, назначение и возможности... возникли новые его виды, грандиозные по своим масштабам способы воздействия на многомиллионную аудиторию слушателей, читателей, но тем самым во много раз возросла ответственность художника за все, что он создает. Жизнь насильно вовлекала его, зачастую преодолевая яростное сопротивление, в общественное и политическое действие». Опустошительные войны, каких не знала история человечества, и социальные революции перекроили карту мира, как пишет В. Е. Балахонов, а научно-техническая революция создала небывалые средства и созидания, и разрушения. Способно ли искусство содействовать или противостоять этому? Оно ищет и находит свои решения.
И новелла, раскрывая все многообразие поисков новых форм отражения жизни и протестуя против избыточной политизации и идеологизации (сочетая подчас фантастику с гротеском и натурализмом и даже канцелярским стилем – Фр. Кафка), упорно прокладывала дорогу крупным литературным формам.
Общим для искусства XX в. (а для XXI в. в особенности) стал отход от романтизации святая святых – снятие покровов с самых интимных человеческих отношений и чувств. Творцы, гении потеснились в новелле, уступив место рядовым служителям искусства – танцовщицам, цирковым артистам, музыкантам и так далее, с их нередко убогими, даже жалкими судьбами (К.Мэнсфилд и др.). Гении и творцы сошли с пьедестала. Великих преследуют житейские мелочи быта, как простых смертных. Плохо или хорошо это схождение с пьедестала? С одной стороны, художник становится по-человечески более близким. С другой – утрачивает силу высокого примера.
Нередко возникает желание художника отгородить искусство от политики или установить жесткие границы между различными видами духовной деятельности. Волнует исследователя усиление торгашеского духа искусства, его коммерциализация, безжалостная эксплуатация таланта, так же как иллюзии достижения некоего совершенства в произведении, более прекрасного, чем сама жизнь. «Избавившись от огульного осуждения «загнивающего» искусства Запада, но не давая себе серьезного труда освоить его подлинные достижения, – предостерегает В.Е.Балахонов – мы бездумно подражаем худшим его образцам, радуясь своему «приобщению» к мировой цивилизации».
Анализируя проблемы, Виктор Евгеньевич стремится дать свой ответ, мотивируя его убедительными доводами, опираясь на произведения художников рубежа XIX и XX веков не только Европы, но и России, США, Латинской Америки, споря в деликатной манере, не исключающей иные мнения и точки зрения.
Особое впечатление производят страницы, посвященные теме портрета в искусстве. Создавая портрет, пишет В.Е.Балахонов, «художник постигает в человеке нечто глубинное, до поры скрытое от остальных людей». Так, в новелле А.Труайя «Портрет» некий Оскар Мальвуазен, продавец клопомора и художник-любитель, рисует не тела, а души. Под его кистью все, независимо от внешности и возраста, превращаются в уродов. Не пощадил он и свою молодую прекрасную жену Люсьенну: все скрытые пороки проступают на холсте (мелочность, жестокость, обидчивость). Проходят годы. Она стареет, ничего не остается от былой красоты, но светлеет и очищается ее душа. И на новом портрете возникает невыразимо прекрасный облик. Разойдясь во времени, душа и тело Люсьенны, наконец, воссоединились. Новеллу отличает оригинальный поворот темы, выделяя ее из других.
Как бы мысленным возвращением уже тяжело больного Виктора Евгеньевича в наиболее дорогие ему места стала книга Издательства Ленинградского университета «Париж изменчивый и вечный» (1990 г., 35 л., редактор И.А.Богданова). Он был ее составителем, автором вступительной статьи и очерка о современном Париже.
От «Истории и физиологии парижских бульваров» О. де Бальзака до «Латинского квартала» П.Гаскара предстает перед читателем один из самых притягательных центров культуры. В просвещении мира видел его назначение А.Франс, испытывавший ликование от одного сознания, что появился именно здесь на свет. Читая вступительную статью, ощущаешь, как бесконечно дорог Париж и Виктору Евгеньевичу. Не только известные многим площади и кварталы, музеи, соборы, но и небольшие улочки и переулки – в его памяти. А «сероглазая река в бледно-зеленом одеянии... в браслетах мостов, ожерельях памятников, улыбающаяся своей миловидности, как вышедшая на прогулку хорошенькая парижанка», – знаменитая Сена, опоэтизированная Роменом Ролланом в «Жане-Кристофе», осталась навсегда в чутком к красоте сердце Виктора Евгеньевича. Не случайно для названия статьи взяты им слова: «Разрежьте сердце мне – найдете в нем Париж!».
Но верный стремлению к истине, какая бы она ни была, он представляет Париж во всех его проявлениях. И ему не чужда «страданий нетленная нить».
Когда Виктора Евгеньевича хоронили на Серафимовском кладбище, (где похоронен также его дед – почетный гражданин Петербурга), один из выступавших сказал: «Ушел из жизни аристократ духа».
Я была потрясена торжественностью и точностью этих слов. Это итог мужественной и творчески прожитой жизни настоящего русского ученого и патриота, ветерана Великой Отечественной войны. 
Н.А.Захарова
|
