|
|
№ 9 (3698), 5 мая 2005 года
|
 |
|
страницы памяти
|
|
|
Мы от Бережного
Как человеку немолодому, профессору Бережному пришлось пережить немало своих юбилеев. Как правило, я участвовал в них с поздравлениями от факультета или кафедры. Однажды сочинил куплеты на мотив известной песни военных корреспондентов, где были следующие строчки:
От Москвы до Бреста
Нет такого места,
Где не побывал бы Бережной.
Видела Варшава,
Помнит Братислава,
Слышали Ангола и Ханой.
Там, где мы бывали,
Помнят нас едва ли.
Но об этом грусти нет, поверь.
Два заветных слова
«Мы от Бережного»
Распахнут для нас любую дверь.
По окончании торжественного акта Александр Феодосеевич подошел ко мне и сказал что-то вроде: «Вот эта песенка у вас неплохо получилась. В прошлый раз, по-моему, очень уж увлеклись формой».
Ситуация выглядела бы странноватой – юбиляр рецензирует адресованные ему сочинения, – если бы действующим лицом был кто-либо другой. Но надо было поближе знать Бережного, чтобы не удивляться. В его натуре коренилось стремление оценить качество исполнения дела, а то, что в данном случае речь шла о нем самом, оказалось просто совпадением. Мне не раз приходилось видеть, как он радовался добротной статье или книге людей, к которым не питал дружеских чувств. И это происходило естественно, без всякого усилия над собой.
Преданность делу, ответственность за дело, оценка людей и поступков с этой точки зрения – вот что лежало в основе университетской культуры, как ее понимал Бережной. И наоборот: кичливость и самолюбование, установление дистанции отчуждения по должностному признаку воспринимались им как бескультурье. Почитаем его мемуары о факультете: там с равным уважением говорится о профессорах и лаборантах, бок о бок с которыми довелось трудиться. Не припомню случая, чтобы декан и заведующий кафедрой обратился к студенту на «ты». Не помню, чтобы он «присваивал» выпускников, а этот грешок водится за некоторыми преподавателями («Мой студент», – любят они заявить о выдающихся публицистах или общественных деятелях). Поэтому так органично складывались его отношения с бывшими аспирантами, когда те становились его коллегами по факультету, а то и начальниками. Учитель видел в них таких же, как он сам, служителей науки и образования, и разделял по труду и достоинству личности, а вовсе не по возрасту или чинам. Но именно поэтому ученики всегда смотрели на него как на старшего и как на недосягаемый образец университетской культуры.
Думаю, что причину очевидной незаурядности фигуры Бережного надо искать в том, что он понимал свое место в жизни общества не так, как многие из нас, «обычных» людей. Крупнее, граждански более высоко и активно. Вот факты, о которых я узнал случайно, из его посмертных бумаг: гонорар за книгу, вышедшую в Лениздате, передан в Фонд мира, за серию статей, напечатанных в Польше вскоре после войны, – на строительство школ в этой стране, а учебные пособия, изданные за счет автора, бесплатно раздавались студентам. Если Александр Феодосеевич говорил о патриотизме и долге перед Отечеством, то требования такого рода в первую очередь относил к себе. Из-под его пера одна за другой выходили статьи на эту тему – резкие, даже обличительные, с именами идейных оппонентов. Спокойной жизни такие выступления автору не гарантировали. Особый разговор о его служебном архиве. В оргкомитетах подготовки к памятным датам традиционно возникал «дежурный» переполох: нет материалов для выставок и публикаций из истории факультета. Единственным спасением оставался Бережной. Лишь у него в альбомах и папках хранились ветхие страницы старых учебных газет, вырезка пятистрочной заметки из «Вечерки» о конференции факультетского СНО, хроники всех мало-мальски значимых событий… Собирательство этих раритетов времени не входило в обязанности декана, и без того загруженного текущими заботами. Только долг побуждал превращаться в летописца – иначе как еще сберечь общую историю?
«Высокие» слова в устах Александра Феодосеевича не звучали выспренне, потому что он и ощущал себя, и вел себя по большому счету. Я верю, что многим хотелось бы чувствовать себя его последователями. И, вероятно, на самом деле можно перенять отдельные качества, которыми славился учитель: великое трудолюбие, щедрость в раздаче накопленных материалов, твердость духа и прочее. Но воспроизвести масштаб личности, конечно, не удастся. Остается с гордостью повторять: «Мы от Бережного». Эти слова – как звание, которое нельзя уронить. 
С. Корконосенко, профессор
|
