|
|
№ 9 (3698), 5 мая 2005 года
|
 |
|
«расскажи мне про войну»
|
|
|
Просто все мы рано
повзрослели...
Первые месяцы войны
и Ленинградской блокады
Я никогда не вела дневниковых записей, но первые месяцы войны и блокады помнятся по дням и часам...
В один из дней октября 1941 г мы ходим по убранному капустному полю в районе Парголово, собираем остатки листьев и стеблей капусты. Ближе к поселку видна черно-белая корова. Что это? Мираж? — Нет, очевидно, кто-то еще держит корову. А мы на поле ищем «доппитание». В аптеках скупили коробочки морской капусты, в столовой пытаемся получить лишние порции дрожжевого супа, в ход пошел столярный клей. Получили невероятный подарок: Катя Богданова (сотрудник кафедры генетики растений) дала нам пакетик гороха. Все это идет на вечерний общий ужин, он почти без калорий, но согревает общностью. Мы, студентки биофака ЛГУ (М.Пружанская, А.Парийская, Л.Трофимова и я), живем в студенческом общежитии на 5-й линии В.О., д.66. Продолжаем заниматься в университете и одновременно работаем в госпитале. Заместители декана З.И.Кобякова и Ю.Т.Козыренко делают все, чтобы занятия проходили регулярно.
Каждый день октября приносит что-то новое, как правило, нерадостное. Изводят нас ежедневные, по расписанию, налеты фашистской авиации. Когда поздно вечером возвращаюсь из госпиталя (у меня есть ночной пропуск), сирены, сигналы тревоги отгудели, и теперь по булыжной мостовой цокают осколки зенитных снарядов, а где-то, на этот раз подальше, слышен свист летящих бомб и взрывы.
Помню 2 октября 1941 года в госпитале. Раненые поступали к рентгенкабинету, где я дежурила, один за другим. Образовалась даже очередь каталок. Вкатываю в кабинет очередного раненого — молодого, кудрявого, по фамилии Александров, а он что-то кричит, возмущается. В кабинете, уже обращаясь к персоналу, выкрикивает: «Что вы, глупые, здесь возитесь! Надо бежать из города, здесь скоро будут немцы!». Все продолжают делать свое дело. Александров утихает. Он получил ранение на Средней Рогатке, это уже город. Но он не знает или забыл, что из Ленинграда бежать нельзя. Запомнила этот эпизод потому, что это был единственный случай, свидетелем которого я была в блокаду.
Раненые теперь не чувствуют себя в Ленинграде в безопасности, особенно после того, как госпиталь напротив нашего, на Суворовском проспекте, разбомбили. При каждой воздушной тревоге лежачие раненые просят, чтобы их скорее несли в бомбоубежище.
7 ноября 1941 г. Город настороженный, хмурый. Сегодня большой праздник, все об этом помнят. К празднику нам выдали что-то дополнительное по продуктовым карточкам. У меня свободный день, и я решила навестить свою тетю, которая живет на 3-й Советской. Сегодня первый морозный день, без оттепели. Холодно, дует пронизывающий ветер, снега еще нет. Я стою на трамвайной остановке на углу 1-й линии и Среднего проспекта. Трамвай приходит, и я благополучно (без бомбежки) добираюсь до места. Тетя рада мне и кусочкам пищи. Мы с ней отмечаем наш большой праздник, который в эти тяжелые дни стал по-настоящему общим и значительным. Она — вдова офицера царской армии, твердо верит в победу и все повторяет: «Война скоро кончится, немца скоро отгонят». Тетя очень ослабла, уже не ходит на дежурства. Она умерла в январе 1942 года. Я не знаю, как это произошло, и кто был с ней рядом: соседи или случайные прохожие, но через много лет я смогла получить на Пискаревском кладбище справку о точной дате смерти и месте захоронения.
Вечером 7 ноября у нас в общежитии также праздничный ужин: листья капусты типа хряпа, посыпанные морской капустой.
12 ноября 1941 года. Спешу в университет на заседание кафедры генетики растений. Доклад-отчет о научной работе делает ассистент кафедры Степан Александрович Филипченко. Степан в действующей армии с 23 июня. В октябре он был ранен под Ленинградом, и пока лежал в госпитале, продумал отчет и хочет рассказать о проделанной научной работе.
На заседании кафедры присутствуют: и.о. зав. каф. Б.Г.Поташникова, доцент Б.И.Васильев, ассистенты С.М.Зеликина, Т.Ф.Полякова, сотрудница Е.Н.Богданова и студентки Н.Артемьева, К.Исаева, З.Силина, Т.Тамберг, Н.Шеломова, Т.Фадеева и др. Все в рабочей форме, обсуждение идет так, как будто Степан Александрович завтра продолжит исследовательскую работу... Но он уже сегодня вечером вернется в свою часть. Мы провожаем его после заседания на набережную Невы. Холодно, ветрено. Начался артиллерийский обстрел. Кажется, именно тогда был задет мост Лейтенанта Шмидта. Мы бежим за угол университетского сада, Степан перебегает Менделеевскую линию, направляется к мосту Строителей. На проспекте Добролюбова живет его семья: жена М.М.Тушинская, маленький сын Алешка и его мама А.В.Филипченко. Мы рады, что повидали своего учителя, но не знаем еще, что видим его в последний раз.
20 ноября 1941 г. Опять спешу в университет, сегодня занятия. Морозно, снег заметно покрыл город. Хожу по набережной Макарова, часто первая прокладываю путь по мягкому сухому снегу. Бегу мимо Тучкова моста, на мостовой кто-то лежит, уже припорошенный снегом. Подхожу: это Аркадий Коренев, студент 4-го курса матмеха. Он жил в том же общежитии, где и я.
Набережная, по которой я продолжаю идти, пуста, она такая знакомая и такая иная, чем полгода назад, когда мы веселой компанией бежали по ней утром в Главное здание. Сейчас она притаилась, застыла и ждет: что же дальше.
Но сегодня занятия — большой практикум по цитологии (ведет Т.Ф.Полякова), далее общая лекция П.В.Терентьева по методике преподавания биологии. Даже курс методики мне кажется близким и интересным. Лекция А.А.Ухтомского (в 90-й аудитории), как всегда, очень интересна и своеобразна, но не уводят нас от действительности: он рассказывает, как вести себя в условиях голода.
Шла вечером обратно — Аркадия уже увезли.
26 ноября 1941 г. задержались с Зиной Силиной утром в госпитале после дежурства. Из госпиталя идем прямо в университет на занятия. Около двух часов дня входим в лабораторию. Все поворачиваются, смотрят на нас, у всех вырывается один вопрос: «Вы откуда?!» — «Из госпиталя». Молчание...
Оказывается, в 11-12 часов дня общежитие на 5-й линии было разрушено при бомбежке. Глухая стена общежития выходила во двор Завода им. Козицкого. Вероятно, бомбили завод, а разбомбили общежитие. Полностью разрушили левое крыло. Правое крыло, где находилась наша комната, стоит. Сохранился и фасад с вестибюлем. В левом крыле в это время студентов проживало мало, там поселили семьи рабочих Ижорского завода (женщины, дети), которых не успели переправить по Ладоге на баржах. Матери с детьми днем обычно собирались в большой комнате, где был водогрей и плита. Здесь они грелись, что-то варили. Бомба прошила именно эту часть здания. Очевидно, погибли все. Имена погибших студенток известны (см. в газете «С-Пб университет» за 21 апреля 1995 г.). Знает ли кто-нибудь имена всех погибших детей и матерей? Я не знаю.
Всё здание общежития вскоре тоже стало непригодно для жилья. Студенты переселились, кто куда смог, часть поселилась прямо в университетских аудиториях. Я теперь буду ночевать вместе с М.Пружанской в Главном здании на кафедре генетики растений (сказать: «жить» — трудно).
Начало января 1942 г. Мне нужно навестить знакомых, живущих в начале Литейного проспекта. Пойду пешком: транспорта уже давно нет. Иду от университета тропинкой через замерзшую Неву, добираюсь до противоположного берега у Адмиралтейства. По набережной Невы протоптана тропинка. Иду вдоль Эрмитажа, долго иду. За Троицким мостом поднимаюсь на горбатый мостик и останавливаюсь, чтобы отдышаться. Подняла глаза и замерла: передо мной зимняя сказка. В белом-белом снегу утопает Летний сад, застыл, спит, вокруг никого, только небо, деревья в снегу, решетка в инее. Сердце замирает от удивительного видения. Но как всегда в блокаду, красота города вызывает и восторг, и страх, страх за беззащитность от извергов-разрушителей. Как удивительно прекрасен был зимой темный город в лунные звездные ночи! Но видишь его, а в душе страх: такая ночь способствует налетам бомбильщиков. Поход мой на Литейный был напрасен. Дверь мне никто не открыл. Только в 1944 году я узнала о судьбе моих знакомых: старики умерли зимой 1941-1942 гг.
В конце декабря 1941 г у меня кончился срок паспорта. Я — законопослушная гражданка, паспорт надо менять. Необходима фотография, нужно идти в фотоателье на Невском, оно работает. Поход в блокаду — это трудное мероприятие, но я иду. Снова через Неву тропинкой. Попались навстречу прохожие, закутанные в платки. Расходимся осторожно, чтобы не столкнуться и не упасть. Выбираюсь на Невский. Здесь не Летний сад: видны медленно передвигающиеся прохожие, а посреди Невского по сугробам разъезжена дорога. На углу с улицей Герцена вмерз троллейбус. Дорогу наездили грузовики с газогенераторами, на Невском даже держится запах необычного горючего.
Фотоателье работает. Кроме меня еще посетители: молодой морячок с девушкой. А фотограф один. Меня он быстро обслужил. На фото вижу свое опухшее лицо. Обратно иду долго и трудно.
Мой поход в паспортный стол был коротким. Рано утром пришла в отделение милиции, принимает начальник отделения. Вошла, подала паспорт и фото. Он молча взял, вернул фото, написал в паспорте что-то, подписал, поставил печать и подал мне. Все молча, в несколько секунд. Прочла в паспорте «Паспорт продлен», и все. Вот если бы так работали и чиновники XXI века!
Я очень жду писем. В декабре решила сходить на 5-ю линию: ведь письма могут адресовать только туда. С начала блокады мне не было писем. Но надежда не оставляет. Иду по 5-й линии, впереди грузят машину: что-то выносят из ворот Психиатрической больницы, бросают на грузовик. Дрова? Нет. Это выносят умерших, уже полный грузовик замерзших трупов. Жуткая картина, к этому не привыкаешь..
Дохожу до общежития. Открываю знакомую тяжелую дверь, в вестибюле светло от большого окна над дверью. Здесь стол, на нем разложены по порядку письма. Мне в этот раз ничего нет. Но кто-то заботится о нашей почте, и я надеюсь. На следующей неделе иду снова. На этот раз нашла для себя открытку. Это долгожданное письмо от родных. С августа от них не было никаких известий. Семья моя: мать, отец, сестры, жили в Ленинградской области на ст.Чудово. Еще в августе Чудово заняли немцы. Отец руководил демонтированием и эвакуацией цементного завода, семья без него не уезжала. Когда уже шли бои на подступах к Чудову, мои родные ушли пешком из дома, шли лесами, проселочными дорогами более 100 км до ст. Тихвин. От Тихвина — эшелоном на Урал в город Асбест. Письмо написано еще в сентябре, но только в декабре я узнала, что они живы и где находятся. Но как они там живут? Ведь ушли летом, шли пешком под бомбежками. В 1943 году я была у них в Асбесте. Здесь их не бомбили и не было обстрелов. Но жили они ужасно, работали в тяжелейших условиях. Младшие сестры, еще несовершеннолетние, работали по 12 часов на оборонном заводе. Старшая сестра — на химическом производстве, там получила тяжелейшее отравление, стала инвалидом. Отец умер в 1944 г. там же, на Урале, по существу, от истощения. Там, в эвакуации, им было ничуть не легче, чем мне в блокадном Ленинграде. Это я увидела в войну, так же я думаю об этом и сейчас.
Горя хватило на всех честных людей. Особые трудности пали на долю тех, кто оказался на оккупированной территории. Я позволю себе рассказать историю моей хорошей подруги, тем более что она совсем немного не дожила до сегодняшнего праздника, да и редко говорила на эту тему: хорошо знала, сколько другие хватили своего лиха. У Сони Карповой, студентки, лаборантки биофака, родные, мать и маленький брат, до войны жили в Бахчисарае. До конца 1944 года Соня ничего не знала об их судьбе. Когда Крым освободили наши войска, Соня проехала в Бахчисарай (с военными эшелонами). И узнала... Мать фашисты живой сбросили в общую могилу и закопали, как и многих других евреев. Братика Сони — Сашу соседи спасли от расправы, прятали, рискуя жизнью, несколько лет в подвале. Соня привезла брата на руках в Ленинград. Ему было уже 7 лет, но он не ходил и почти не говорил. Брата Соня выходила, вырастила, он кончил техникум и уехал работать в Крым.
Бедствия, горе, утраты в войну затронули каждую семью.
О том, каково было людям, отдававшим свою жизнь и здоровье на всех фронтах этой Великой Отечественной войны, по-настоящему знают только они. Наша глубокая признательность и сердечная благодарность им за все. Мы еще можем услышать рассказы немногих из них о себе и своих однополчанах. Вечная им Слава и Вечная память.
Все ждали, когда же наступит конец ужасам войны. Но в Победу верили, и каждый делал для Победы, что мог.
В последние дни апреля — в начале мая 1945 г. сообщения Совинформбюро слушали, затаив дыхание. После 2-го мая репродуктор не выключали. Помню, 8 мая пришла на работу в университет. Но нам было не до работы. Отправились на Невский. Невский уже заполнен народом, все ходят, разговаривают, собираются у репродукторов. А день солнечный, жаркий. Сообщений никаких нет. На ночь репродуктор не выключаем. И когда ранним утром пришло собщение о долгожданной Победе, мы сразу бежим в университет. Главный вход открыт. В Актовом зале и в фойе много сотрудников и студентов. В Актовом зале стихийно возникает митинг, все говорят от души. После 9 утра появляется ректор А.А.Вознесенский, он приветствует всех, поздравляет. Готовятся к общеуниверситетскому митингу. Президиум — на балконе у Актового зала, слушатели на площади у главного входа. На балконе А.А.Вознесенский, Л.С.Берг, Н.Н.Мнухина, универсанты-фронтовики. Ораторы сменяют друг друга, слушатели радостно общаются между собой. А утро такое праздничное, солнечное.
Великая Победа свершилась. Справедливость восторжествовала. Советские войска разгромили фашистов-агрессоров в Европе. Эта была действительно нелегкая общая Победа, в которой мы отстояли свою независимость, право на достойную жизнь многих поколений и их право гордиться своей Родиной, ее суровым, но героическим прошлым. Лучшее доказательство этого — рисунки детей о войне и блокаде, выполненные поколением моих правнуков.
Это наш общий и достойный праздник!!! 
Т.С.Фадеева
|
