|
|
№ 9 (3698), 5 мая 2005 года
|
 |
|
память
|
|
|
Мы уходим, чтобы вернуться…
Как мне кажется, рассказ о поисковых буднях, песнях у костра, походной каше и быте в палаточном лагере утомит читателя. Все было или будет у каждого, так или иначе, на поисковой Вахте Памяти или просто на выезде на природу с друзьями. Мне бы хотелось описать всего несколько дней из жизни поискового отряда, сезон август–сентябрь 2004 г.
Последнее утро в городе… Все на бегу, сбор вещей, главное – ничего не забыть… И вот через каких-то три часа мы уже подъезжаем к Синявинским высотам. В дороге золотой диск солнца медленно выкатывается из-за горизонта, рассвет спешит озарить небо. И в тот момент, когда вдалеке показался Синявинский мемориал, рассвет достиг своего финала, поле с увядшей травой окрасилось золотом, полный огненный диск повис на линии горизонта. Он встречал именно нас.
Меня охватывает сильное чувство, как будто ты возвращаешься домой, где давно не был. В дом, с которым связаны воспоминания о радости и печали, о первых удачах и поражениях. Сердце замирает, и первый вздох наполняет легкие чистейшим воздухом леса, он опьяняет и кажется, что именно тут ты только и начинаешь жить, дышать по-настоящему. Не скрывая чувств, ты смеешься, кричишь, бежишь далеко в лес, чтобы прислониться щекой к дереву и долго стоять, слушая звуки Долины смерти…
Здравствуй, мы вернулись, чтобы отнять у тебя и, дай Бог, вернуть из забвения несколько имен тех, кто десятки лет назад погиб на войне.
Ничего не изменилось в лесу, все те же деревья, небо и уходящая в даль лесная дорога, много лет назад называвшаяся Архангельским трактом. Кое-где попадаются участки, вымощенные булыжником; по сторонам, создавая причудливые узоры, петляют окопы, траншеи, на деревьях попадаются висящие каски. В этой чаще леса, где много десятилетий назад гремела и выла война, каждая горсть земли еще помнит следы сапог бегущих в наступление солдат.
Первые несколько дней Вахты прошли в сравнительном затишье: постановка лагеря, определение района работ, первые выговоры. В один из дней было решено попытаться выйти в район, где проходила узкоколейная железная дорога, соединявшая рабочие поселки. С утра отряд разделился на несколько групп, одна из которых и отправилась на поиски легендарной узкоколейки, в нее попала и я.
Накануне вечером Лёха, Димка и командир долго спорили, блистали знаниями истории и активно водили пальцами по карте, но спорный вопрос точного местонахождения бывшей железной дороги так и не был решен, направление менялось от нескольких сот метров до нескольких километров. Руководителем группы был назначен замком Лёха, над которым на следующий день вся группа, отправившаяся в поиск, подтрунивала и дразнила Сусаниным.
Как обычно, нам не повезло… Спустя несколько километров по дороге в сторону разбитого моста и мемориала «Роща Круглая» наш «вождь» свернул резко влево и медленно побрел по еле угадывающейся тропе. Якобы там, по его мнению, должна была проходить «узкоколейка». Спустя 20 минут мы уперлись прямиком в болото.
Несколько минут все разочарованно смотрели вдаль, там простирались бесчисленные кочки и «пастбища» мха, готового в любой момент превратиться из милой зеленой полянки в разверзшуюся заболоченную воронку. Не знаю, как у ребят, а у меня в очередной раз возник вопрос, красной линией проходящий через последние четыре года моей жизни: что можно было искать и завоевывать в этих болотах…? Как можно было сражаться здесь, не пасть духом и изо дня в день идти вперед, видя, как тонут в болоте товарищи...?
Выстроившись в цепочку, мы медленно побрели к дороге, пошли тем же путем, что шли в поисках «узкоколейки». Энтузиазм начал потихоньку просыпаться, время подходило к двенадцати, был нужен результат. И я, абсолютно не задумываясь над действием, начала вгонять щуп в землю по ходу движения. Хотя в видимой перспективе леса не было другого места для раскопок, кроме уже исследованных кем-то немецких позиций.
Это, видимо, особенность психики поисковика: попадая в лес, взгляд сканирует ландшафт, останавливаясь на канавах, кучах, ямах, исследуя каждый метр и примечая возможные окопы, пулеметные ячейки, места старых раскопов, траншеи, воронки. Точно так же щуп в правой руке по инерции вгоняется в землю, и на каждый звук, стук или пустоту под землей поисковик реагирует, как на сигнал, делается первый пробный раскоп, чтобы посмотреть на стучавший предмет или пустоту.
Точно так же произошло и на этот раз. Не задумываясь и даже практически не прислушиваясь к стукам щупа, я шла замыкающей в цепочке. На одном из шагов щуп во что-то воткнулся и запружинил; высвободившись, он тут же воткнулся снова, и я услышала характерный стук. Стук металлического наконечника о человеческую кость трудно перепутать с чем-либо еще, глуховатый отзвук и отдача в руке… Встав на колени и голыми руками сдвинув слой из пожухлых листьев и мха, я увидела ботинок и останки ноги бойца. Стоя на коленях и оглянувшись по сторонам, я заметила еле угадывающуюся тропинку, по ней мы и сотни поисковиков до нас шли в сторону болота, выходили и уходили с немецких позиций; наверное, и грибники не раз топали по ней. А здесь, стоит только закатать лесной ковер, лежал человек, как позже оказалось, безымянный русский солдат…
Окликнув своих, я начала прощупывать землю дальше, вокруг найденного ботинка. Подошли Влад и Славик, для них моя находка оказалась лишним поводом посидеть и перекурить. Влад не курит, но тоже не прочь «откосить» от работы. Славик предложил мне нож, так как лопатой здесь не поможешь, погибший солдат лежал не в земле, а как бы на ней, прикрытый слоем листьев, травы, мха и корней.
Два часа работы, и боец был полностью выкопан. Мы не поднимали его археологическим методом, останки были слишком растянуты корнями. То, что осталось от человека, поместилось в принесенную Владом каску, рядом грудой лежали патроны и куски ржавого железа, бывшие когда-то ножом, пуговицами, осколками разорвавшихся снарядов. Тут же стояли два ботинка, валялись куски кожаного ремня и другие остатки амуниции и личных вещей, предназначение которых уже трудно восстановить. Картину дополняли мои грязные перчатки, насквозь пропитавшиеся болотной жижей, так как боец лежал как раз на границе болота и начинающейся высотки. Медальона у него не было.
Сидя у раскопа, общей площадью около пяти квадратных метров, настолько растянули останки бойца болото и корни, я восстанавливала в уме ход событий. Раскинув руки в стороны, с застывшими в беге ногами,погиб этот человек. Вокруг него были разбросаны десятки патронов, невдалеке валялась каска, оружия не было. Видимо, после боя у товарищей не было сил его хоронить, просто забрали винтовку, ценные и личные вещи. Так он и остался здесь лежать, безымянный навеки, с раскинутыми в объятьях руками, и непонятно, что же он так крепко обнимал все эти десятки лет, сырую родную землю или бесконечное голубое небо над верхушками русских берез…
Вся наша немногочисленная группа, воодушевленная найденным мной бойцом, развернулась на сто восемьдесят градусов и до обеда исследовала окружающую местность. Результат не заставил себя долго ждать. В течение этого дня и нескольких последующих в полосе, между немецкими траншеями и болотом, нами были найдены почти два десятка русских солдат, к сожалению, все они были без медальонов. Все они так и остались безымянными.
И вот уже Вахта закончилась, собраны вещи, упакованы палатки; голые настилы, догорающий костер… Грусть в глазах ребят, тоска по этим двум неделям, прожитым в лесу. Среди верхушек деревьев еще развеваются два наших флага. Построение, командир объявляет последний сбор. В больших мешках, поодаль от лагеря, лежат останки тех, кого удалось найти за Вахту, там и семисотый боец, которого нашел сам командир, и те солдаты, найденные благодаря нашим поискам «узкоколейки», и десятки других, найденных на Синявинском поле и в лесу. Тех, кто наконец-то найдет покой в братской могиле на Синявинском мемориале.
Не придумано еще слово в русском языке, которое бы могло описать все те чувства, которые охватывают людей, приходящих сюда каждую весну, лето, осень и даже зиму. Любовь к Родине, патриотизм, долг, честь? Нет, все эти слова громко и слишком часто произносятся с трибун. Они не вмещают в себя таких понятий, как скорбь, дружба, верность, отвага, любовь, отчаяние, предательство, мудрость и вера… Тех, кто лежит на поле боя, и тех, кто приходит уже много лет в Долину смерти, объединяет одно – Вера. Вера в то, что мы делаем и делали они, вера в тех, кто рядом и не подведет, вера в то, что все будет правильно. М.Булгаков написал: «Все будет правильно, на этом построен мир».
Огорчает только одно: неужели это правильно, когда забываются имена героев? Неужели правильно, когда в дом уже никогда не вернется сын, муж, отец? Неужели это правильно, когда надгробием становятся деревья и лесные цветы, а не мемориалы во славу погибших героев?
За рубленым столом не произносили громких тостов за долг и честь, за подвиги и воинскую славу. Мы праздновали дни рождения и шумно встречали гостей, молча, не чокаясь, поднимали жестяные кружки за тех, кого нашли, чей медальон удалось прочитать. Мы уходим отсюда каждый раз, чтобы вернуться. Мы приходим сюда каждый раз, чтобы уйти не одним, чтобы унести с собой имена героев. 
Марина Влазнева,
студентка 5 курса исторического факультета
|
