|
|
|
№ 6-7 (3695-96), 11 апреля 2005 года
|
 |
|
|
|
|
Мы – ленинградцы
«Саратов, гостеприимно и заботливо принявший блокадников-универсантов, показался нам сказкой, раем».
Из моего дневника 12 марта 1942 г.
Я блаженствую. Лежу вся чистенькая, как стёклышко, в тёплой, почти шикарной кровати в чудном помещении (в больничном коридоре). За мной ухаживают добрые внимательные люди. Ночью сёстры плакали, глядя на мою худобу.
Когда меня уложили, я уютно укрылась, закрыла глаза и подумала, что было бы совсем идеально, если бы не хотелось есть. А когда открыла глаза, передо мной на стуле стояла чашка чая, сахар и граммов 200 булки. Как в сказке!
Саратовский университет потеснился, предоставил нам и аудитории, и места в общежитии, а местные студенты, напуганные видом дистрофиков, шутливо пели у наших окон: «Лопайте, жрите и пейте, я вам ещё подолью, только скорее полнейте. О, ради Бога, молю!»
Мы быстро полнели, тем более что нам первое время давали дополнительное питание, чуть ли не двойную норму хлеба.
И стояла весна, тепло, солнечно. Ни бомбёжек, ни обстрелов… В Саратове МХАТ, на его спектакли, на галерку, нас неудержимо тянуло… Ну разве не рай? Мы снова учились улыбаться, смеяться, радоваться жизни.
Но даже в этом раю оказались трудности. На чём записывать лекции, а профессорам свои научные труды, диссертации? Бумаги нет. Мы, студенты, приспособились писать мельчайшим почерком на обороте узких довоенных этикеток «суп-пюре гороховый», а для научной работы бумагу добывал ректор, бомбардируя разные инстанции.
Нехватало, конечно, многого: и лабораторного оборудования, и литературы, и одежды, обуви, а вскоре, когда сняли дополнительное питание, снова захотелось есть. Суп в столовой мы стали называть «Волга-Волга», полученный утром хлеб съедали в один присест. Однако блокадная планка терпения сказывалась, и мы не ныли, не роптали.
К осени наступили трудности нешуточные – приближался Сталинградский фронт, МХАТ уехал дальше на восток. Снова слышался тошнотворный вой воздушных тревог, снова рыли окопы, хотя по сравнению с испытанным нами всё казалось не таким страшным.
Наступали зимние холода, что особенно чувствовалось в больших аудиториях, которых к тому же и не хватало на два университета. Но в общежитиях было тепло – мы заранее запаслись топливом, разгружая баржи с брёвнами. Помню, как я с профессором Рейхардтом несла одно бревно.
И тут наш ректор придумал перенести некоторые занятия небольших потоков и групп в общежития. Мы стали получать знания с доставкой на дом. Опоздать на них было невозможно, но если проспишь… скандал.
После этого новшества студенты стали петь: «Любо, братцы, любо, любо, братцы жить. С папой Вознесенским не приходится тужить».
Однако одну напасть преодолеть не удавалось – часто отключалось электричество. А если перед экзаменом… Именно так и случилось. Мы замерли в ужасе. И тут певунья Шура Беляева от отчаяния запела на мотив «Одессита Мишки»:
«И если света не бывает, а в срок экзамен надо сдать,
Студент и здесь не унывает, и в темноте он начинает напевать…»
Экспромт был подхвачен всей комнатой…
«Мы – ленинградцы, а это значит,
Что не страшны для нас ни горе, ни беда,
Ведь мы студенты все, студент не плачет
И не теряет бодрость духа никогда».
Понравилось. Стали придумывать начало куплета, вспомнили любимый лекторий истфака и получилось так:
«Далёк от нас лекторий и нет аудиторий,
В Саратов нас далёкий забросила судьба.
Обеды жидковаты, в домах холодновато,
И часто вместо лекций идём грузить дрова.
И если света не бывает, а в срок экзамен надо сдать,
Студент и здесь не унывает, и в темноте он начинает напевать:
Припев. Мы – ленинградцы, а это значит и т.д.
Куплет с припевом был готов, а свет всё не зажигался. Нам ничего не оставалось, как придумать начало о светлой довоенной жизни, а потом и о войне и блокаде. Получилась песня «Мы – ленинградцы»
Просторен наш лекторий, не счесть аудиторий
И жизнь наша прекрасна, прекрасна, как мечта…
Мы много занимались, стипендий добивались,
А вечером в театры ходили иногда.
Но если двойку получали, иль ссорились с любимым-дорогим,
Мы и тогда не унываем, а коль взгрустнётся, дружно говорим:
Припев. Мы – ленинградцы, а это значит…
Но вот в любимый город пришли война и холод.
Враги пытались бомбой и голодом нас взять…
Они забыли, братцы, что стойки ленинградцы,
Что города-героя фашистам не видать.
Но если трудно приходилось и силы начинали покидать,
Нам сразу легче становилось, когда мы принимались напевать:
Припев.
Не очень складно, но получилось. Когда зажёгся свет, студенческая песня была готова. Сразу после экзаменов мы её спели в нашем «клубе» в столовой гостиницы «Россия». Студенты дружно подхватили, профессора со своего Олимпа (хоров) хлопали. Распространилась наша песня с невероятной быстротой, стала студенческим гимном. «Мы – ленинградцы» пелась на всех вечерах и собраниях, исполнялась даже в армии, куда уходили наши студенты.
Известно, что время идёт без возврата. С годами студенты стали преподавателями, папами и мамами, а потом бабушками и дедушками, но, собираясь, обычно затягивали: «Мы – ленинградцы, а это значит, что не страшны для нас ни горе, ни беда. Ведь мы студенты все…» 
Л.Л.Эльяшова
|
