№ 6-7 (3695-96), 11 апреля 2005 года
главная | оглавление | <... | ...>

Э.Д.Фролов:
«Равнодушие к гуманитарному образованию –
это мина замедленного действия
в фундаменте государства»

Наш первый гость — профессор кафедры истории Древней Греции и Рима Эдуард Давыдович Фролов. Долгие годы возглавляя одну из самых самобытных кафедр исторического факультета, Эдуард Давыдович знаком с проблемами гуманитарных наук и как ученый и как опытный администратор.

О том, какие изменения претерпевают сегодня традиционные гуманитарные дисциплины (имеются в виду фундаментальные дисциплины, такие как историческая наука), и почему это происходит, и пойдет речь ниже.

Весы элементарной юриспруденции против нравственного императива

— Эдуард Давыдович, как бы вы оценили общее положение гуманитарных наук в современном обществе?

Э.Д.Фролов

— Роль и значение гуманитарных наук в общей системе наук и образования едва ли повышается. Скорее наоборот, налицо тенденция к снижению их авторитета. Этот процесс характерен не только для России. То же самое мы видим в Америке и Европе. Объясняют это по-разному. Одна из причин — малый спрос на специалистов-гуманитаров: ведь никакой непосредственной связи между выпускниками гуманитарных факультетов и так называемым производством не существует. Указывают также на падение интереса к гуманитарным дисциплинам среди молодежи. Прагматические настроения охватывают все большее и большее число тинейджеров. Они думают о профессии менеджера, юриста или программиста. К сожалению, ситуация в нашей стране может служить тому лишь подтверждением.

Показательным здесь является и недостаточное представительство, которое гуманитарные науки имеют в нашем родном университете. Гуманитарных факультетов как будто бы довольно, но в последние годы наметилась опасная тенденция к снижению интереса к судьбе гуманитарных наук и их достижениям со стороны общеуниверситетской общественности. Сошлюсь хотя бы на то, что для представителей гуманитарных наук из года в год остается все меньше шансов на получение университетской премии за научные работы. Награды перепадают тем, кто представляет науки на стыке собственно гуманитарии и прикладной социологии. Я имею в виду юриспруденцию или экономику. Характерно недавнее присуждение первой премии за научные достижения представителю юридического факультета за общий курс теории гражданского права и представительнице экономического факультета, которая получила премию, по сути дела, за историографическую работу, посвященную теории длинных волн в экономических процессах. Эта теория была разработана еще в 30-е годы прошлого столетия российским экономистом Кондратьевым, репрессированным в конце того же десятилетия. Однако ни юриспруденция, ни экономика с менеджментом не являются, строго говоря, науками гуманитарными. Это дисциплины гораздо более сложного комплекса, чем традиционные история или филология.

— Как градируются университетские премии? Существует несколько первых и несколько вторых?

— Именно так. Исторические работы раньше еще хоть время от времени получали высокую оценку, но в последнее время и они стали все больше отступать назад. Прекрасные монографии, которые предлагает исторический факультет, остаются без всякого внимания. Сошлюсь на пример позапрошлого года, когда на конкурс была представлена великолепная монография нашего преподавателя Леонида Владимировича Выскочкова, защитившего по ней докторскую диссертацию. Эта книга была посвящена Николаю I и вышла в двух вариантах: как историческая монография и как более популярная ее версия в серии ЖЗЛ. Она была обойдена вниманием – я не могу понять, по каким причинам! Неужели над умами современной профессуры, которая заседает в комиссии по присуждению премий, довлеет стандартное, ранее принятое в советском обществе представление о Николае Павловиче как о Николае Палкине? Или же здесь сказывается равнодушие?

В этом году факультет представил четыре монографии, отражающие научное творчество профессора кафедры новой и новейшей истории Владимира Николаевича Барышникова. И вновь мы были обойдены какой-либо премией! Между тем эти монографии посвящены не просто историческому сюжету – истории советско-финского конфликта 1939-40 годов, но такому сюжету, который – редкий случай для историков – имеет развитие в современной политике. Отношения России со своим ближайшим соседом Финляндией имеют сегодня большую актуальность. Монография не получила ничего. Почему?

Еще раньше такого внимания лишились филологи. Их монографии с некоторых пор также не вызывают интереса. Редкий случай, когда отмечается монография представителей восточного факультета. Все это, на мой взгляд, тревожные симптомы.

— Акцент смещается на естественнонаучные факультеты?

— Я не знаю, в чем дело. На последнем заседании ученого совета проректор университета по научной работе В.Н.Троян, делая отчет о научных свершениях за прошлый год, ни словом не обмолвился о делах гуманитаров. В его отчете были представлены достижения физиков, химиков, математиков. В конце концов, один из почтенных членов Ученого совета все же решился и спросил: «А почему все-таки обойдены вниманием гуманитары?» В.Н.Троян, отвечая на вопрос, кратко высказался в том духе, что, конечно, у нас есть и гуманитары, а у них тоже есть свои свершения. Вот и все.

Меня также тревожит, что при перечислении научных школ Петербургского университета наше руководство часто забывает включать в этот список научные школы в гуманитарных дисциплинах. А ведь некоторые из них существуют уже больше чем полтора столетия. Пропагандировать их очень важно! Это не только фасад, реклама, но еще и обратное воздействие на людей, которые эти школы развивают. Тот факт, что этого не происходит, очень печален.

— Те же тенденции заметны и на министерском уровне. В прессе то и дело можно встретить ссылки на заявления чиновников Министерства образования о необходимости сократить прием в аспирантуру, причем начинать всегда предлагают с гуманитарных факультетов…

— Вот и спрашивается: а почему, собственно, с них? Быть может, этих факультетов так много в нашей стране? Однако не может быть и речи даже об элементарном сопоставлении числа гуманитаров и количества физиков, химиков, математиков. Гуманитары – это маленький отряд, который сохраняет очень важную традицию высокой культуры. Между тем представители естественнонаучных и социально-экономических факультетов подпитываются самой жизнью, их во много раз больше. И при этом министр образования говорит о необходимости сокращения аспирантуры именно по гуманитарии! Все-таки это опасное заявление. Оно лишний раз дает повод к наступлению на гуманитаров. И в отличие от юристов или экономистов, защититься от таких нападок тем же историкам или филологам будет очень непросто.

Здесь, конечно, есть над чем поразмыслить. Общество и государство, если они пренебрегают интересами гуманитарного воспитания и образования, в значительной степени закладывают мину замедленного действия в фундамент собственного существования. Только через традиционные гуманитарные дисциплины – такие как история и филология – происходит усвоение нравственных принципов и моральных ценностей. Без них обществу грозит множество неприятностей. Люди перестанут взвешивать свои поступки не только на весах элементарной юриспруденции (что мне за это будет?), но и с точки зрения принятых моральных качеств (как на это посмотрят и как это отзовется на моем окружении?).

Отрыв академической науки
от университетов

— Как проявляется в гуманитарии разрыв между университетской и академической наукой?

— Этот вопрос имеет уже сугубо российскую специфику. В России со времен Петра I существует особое учреждение, которого нет на Западе. Это Академия наук как совершенно самостоятельный институт, который находится на бюджете государства. Ведь в Западной Европе и США академия – это собрание наиболее выдающихся профессоров университета. Это скорее сообщество, чем институт в буквальном смысле слова. В России Петром I в интересах форсированного преодоления возникшего отставания русской науки от западноевропейской была создана причудливая триединая система: гимназия – университет – Академия. При этом гимназия в XVIII веке существовала более или менее неплохо, университет постепенно зачах, а вот Академия наук выросла, укрепила свои позиции и постепенно превратилась в особый институт, который существует вне университетов. Новые университеты стали возникать в системе Министерства народного образования, а не в структуре Академии.

В результате в нашей стране существует странное, необъяснимое положение. По-видимому, до трех четвертей бюджета на науку тратится на Академию наук и только около четверти – а на самом деле еще меньше – приходится на всю совокупность университетов. Это вызывает, конечно, не только недоумение, но и горестную реакцию, поскольку наша университетская наука оказывается гораздо более бедной по сравнению с академической. Можно, к примеру, провести сравнение исторических факультетов университетов и академических институтов истории. И в советское время, и в годы российской демократии существовал необъяснимый отрыв значительной части специалистов-гуманитаров от той единственной отрасли, где они могут оправдать свое существование – от преподавания словом. Гуманитар не работает с пробирками, он не создает механизмов, не взрывает бомб! Единственное, что делает гуманитар – это читает, усваивает элементы культуры и словом доносит элементы культуры и спаянные с ней принципы морали до студенческой аудитории. Если гуманитар этим не занимается, он оказывается неким странным обособленным существом. Оправдать существование целых комплексов гуманитаров вне университета в системе Академии наук, с точки зрения здравого смысла, невозможно.

Между тем они существуют. Они неплохо жили в советское время и, пережив годы кризиса, продолжают неплохо жить в наше время. Поездки, стипендии, гранты – все это гораздо чаще и проще перепадает тем, кто работает в системе Академии наук. Я прекрасно знаю, как получают гранты историки в академических институтах. Университетскому гуманитару получить грант не в пример сложнее, ведь их распределением распоряжаются ученые из той же Академии наук. Академическая наука присвоила себе большую часть тех благ, которые должны были бы распространяться более равномерно – в том числе и на университетскую гуманитарию. В «доброе» старое советское время даже выписка книг была организована изумительным образом. Представитель любой дисциплины, если он имел докторскую степень, мог выписать на некоторое количество долларов – от двадцати пяти до пятидесяти в последние годы – книги из-за границы. Но как происходила выписка этих книг? Через контору Академии наук. Я сам, университетский преподаватель, учитывался этой конторой при подобной выписке. Справедливости ради надо заметить, что теперь нет и этой конторы. Выписать книги из-за рубежа стало для специалиста-гуманитара практически невозможно.

Наконец, налицо отличие в элементарной загруженности университетского гуманитара от сотрудника академического института. Можно сколько угодно говорить об интеграции академической и вузовской науки! На уровне физики, химии, математики такое взаимодействие, возможно, и происходит самым приятным и продуктивным образом. Но в системе гуманитарии ее нет и быть не может! Ни один сотрудник академического института не пойдет преподавать в университете. Исключением являются только титулованные академики или члены-корреспонденты, чье участие в педагогическом процессе является очень престижным для университета и ограничивается каким-либо одним презентативным курсом или семинаром. Но эти люди не делают погоду. Сколько в свое время наша кафедра истории Древней Греции и Рима пыталась приглашать специалистов-историков из Академии наук! Единственным исключением являются археологи – они еще откликаются благодаря нашим традиционно тесным научным контактам. Но их участие в образовательном процессе все равно ущербно. Они нередко затягивают возвращение из экспедиций, они любят посещать престижные конгрессы и конференции за рубежом – короче говоря, они нарушают учебный процесс, даже если соглашаются в нем участвовать.

Гуманитарные науки
и реформа высшего образования

— Как, на ваш взгляд, отразится на судьбе гуманитарных наук грядущая реформа высшего образования?

— Сейчас я занимаю гораздо более взвешенную позицию по этому вопросу, чем несколько лет назад. Тогда мне казалось, что болонские новации — это нечто совершенно чуждое нашей образовательной системе. Между тем, трехчастная система подготовки: бакалавр-магистр-аспирант – имеет свои плюсы. По крайней мере, мы получили бы лишний год для подготовки квалифицированного специалиста (девять лет против нынешних восьми). Написание бакалаврской, магистерской, а потом и кандидатской диссертации могло бы способствовать более раннему формированию молодого ученого.

К сожалению, фактом является страшная замедленность этого процесса. Я непрерывно поражаюсь тому, как рано становились «взрослыми» филологи и историки в дореволюционное время. В 25-30 лет человек был законченным специалистом. Между тем университетский курс включал тогда только четыре года, а не пять. К этому добавлялись от силы три года стажировки для тех, кто оставался при университете «для подготовки к профессорскому званию». Сейчас этот процесс искусственно затянут. В системе подготовки специалиста и, увы, в системе бакалавриата по-прежнему значительное место занимают дисциплины общего социально-экономического плана. Я бы сказал, невозможно даже определить то, к какому классу их следует относить. В госстандарте они так и именуются – ГСЭ – гуманитарные и социально-экономические дисциплины. За этой аббревиатурой скрывается большое количество социологии, политологии, философии, экономики, психологии. К ним добавляется гипертрофированный иностранный язык.

Я сам всю жизнь преподаю древние языки – греческий и латинский. Но это элемент специальной подготовки антиковеда. Изучение английского, французского и немецкого в университете мне всегда казалось нонсенсом. Эти знания должны быть в багаже поступающего в университет абитуриента. В старой гимназии так и было: выпускники гимназий могли читать и объясняться, как минимум, на двух иностранных языках. Наша школа не дает таких знаний. Изучение иностранного языка происходит либо на уровне ликбеза, либо на уровне смешливой игры, когда учащиеся имитируют ток-шоу. Прочесть серьезную научную литературу и всерьез побеседовать о научных проблемах с заезжим специалистом, как правило, могут лишь редкие гуманитары. А между тем на иностранный язык по-прежнему отводится четыре семестра в системе бакалавриата.

Что же остается на специальную подготовку? Совсем немного. Так что при желании даже эти четыре года могли бы быть значительно сокращены. Слава Богу, при подготовке нового госстандарта было вынесено за сетку обязательных академических часов время на физкультуру. А ведь до этого и физкультура числилась чуть ли не в составе социально-экономических предметов! В результате — какое огромное время должен затрачивать студент на занятие предметами, может быть, и полезными, но не относящимися непосредственно к его будущей профессии?! Ведь очевидно, куда более полезными являются, к примеру, история (в разных ее видах) для историка или филология для филолога.

На этом фоне как минимум странными представляются разговоры о необходимости разгрузить студента, сделать студенческую нагрузку не более 20-25 часов в неделю – как в Оксфорде и Кембридже, тогда как сегодня она составляет 30-36. Но в Оксфорде и Кембридже нет ни системы ГСЭ, ни иностранных языков, ни физкультуры. Если это все отбросить, то нагрузка как раз и составила бы те самые 20-25 часов, а студенты смогли бы большее время отдавать самостоятельной научной работе. Но ведь этого не делается! Более того, к этим дисциплинам категорически запрещено даже прикасаться, фактически они являются табуированными.

— Традиционный и очень запутанный вопрос, неизбежно всплывающий при разговоре о двухуровневой системе, это проблема специализации. С какого времени она должна начинаться и насколько остро эта проблема стоит для гуманитарных наук?

— Нынешний госстандарт по бакалавриату не предусматривает специализации. Мы пробуем создать систему модулей и таким образом сохранить специализации, но пока все выглядит очень туманно. Вместе с тем, та же историческая наука без специализаций просто умрет. Нельзя быть историком вообще. Можно и нужно специализироваться на определенной области знаний и хорошо ориентироваться в смежных дисциплинах. На мой взгляд, чем раньше студенты начнут углубленно изучать свою область гуманитарного, исторического знания, тем лучше.

Итоговый вопрос я бы сформулировал так: насколько продуманной является новая учебная программа, в какой степени она порывает с не слишком разумными рудиментами еще советской системы подготовки специалиста? Она могла бы быть гораздо более облегченной, гибкой и глубокой, способствуя более эффективной подготовке специалиста. Что получим в итоге мы?

Прорехи финансирования

— Каковы основные финансовые проблемы гуманитаров и гуманитарных наук?

— Начать с самого простого и очевидного — недостаточной зарплаты преподавателей. Это общая беда всех университетов страны. При этом в СПбГУ положение все же отличается в лучшую сторону, поскольку мы получаем надбавки за национальное достояние. Очень многое для выправления ситуации делает наш ректор Людмила Алексеевна Вербицкая, которая всеми возможными способами хлопочет о дополнительных субсидиях на преподавательские нужды. Но ситуация все равно продолжает оставаться ущербной.

Не хватает денег на приобретение книг. Я лично избегаю заходить в книжные магазины. Цены на книги растут фантастически, но ведь и выпуск таких изданий требует больших расходов. Книги, например, по исторической науке, выходят небольшим тиражом, что вполне нормально для научных изданий. Это не «Турецкий гамбит» Акунина. Но отсюда – дороговизна производства, и как результат – невозможность приобретения такой литературы преподавателем. Впрочем, это только одна сторона дела. Сократилась покупательная способность и крупнейших российских библиотек. Фундаментальная Научная библиотека имени А.М.Горького теперь выписывает книги в минимальном количестве. Резко сокращена выписка книг из-за рубежа для Публичной библиотеки, Библиотеки Академии наук. Все это приводит к тому, что наши преподаватели с каждым годом оказываются все более и более в стороне от общего научного процесса. Теперь он представлен, увы, не российскими историками, а специалистами из Европы и США, которые не знают этих проблем.

Еще один пункт — деньги на дорожные расходы. Преподаватель, особенно остепененный, должен иметь деньги на разъезды, посещение конференций, регулярные поездки, прежде всего, в Москву, а потом и за рубеж. Историк не может жить только на том маршруте, который связывает его дом с университетом. Он должен ездить – посещать другие города, музеи, места знаменитых раскопок. В дореволюционное время античники уже в студенческие, а тем более в преподавательские годы имели возможность посещать Помпеи, Рим, Афины – города классической культуры. Я уже не говорю про поездки в Причерноморье, которые были домашним делом. Теперь даже в Причерноморье поехать непросто. Проблемой стала организация полевой практики для студентов первого курса на три-четыре недели. Денег на это крайне мало. В середине 90-х годов эта практика просто прекратились, и традиция эта была восстановлена лишь в прошлом году при очень большой поддержке ректората.

Наконец, может быть, это покажется мелочью, но преподавателю требуются деньги на представительство. В старые добрые времена профессор мог угостить в кафетерии, допустим, хорошенькую преподавательницу или заезжего специалиста с Запада. А теперь – не очень-то разбежишься! Я имею в виду, конечно, историков. Я не знаю, как обстоят дела у физиков, химиков или математиков, но точно знаю, что на юридическом факультете или факультете менеджмента таких проблем нет. Они нашли свой выход. Но мы той же дорогой пойти не можем.

Конечно, ситуация трудная. Но я еще раз хочу заметить, что не все, безусловно, плохо. Наоборот, есть целый ряд признаков, которые указывают на то, что жизнь — я имею в виду жизнь продуктивную, целесообразную — идет своим чередом. На нашем факультете умножилось число кафедр, увеличилось количество преподавателей, издаются замечательные монографические исследования. Это несомненный признак роста. Но вот закрывать глаза на тот ряд минусов, о которых я упоминал, в сегодняшней ситуации было бы неверно.

P.S. В следующем номере журнала в рубрике «университетская наука» читайте интервью с деканом физического факультета Александром Сергеевичем Чирцовым. Принять участие в освещении проблем современных естественных и гуманитарных наук также согласился академик РАН Н.Ф.Морозов, декан факультета ПМ-ПУ Л.А.Петросян. Следите за нашими публикациями.  

Беседовал Игорь Макаров

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2005 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков