– Есть ли у нас эти десять-пятнадцать лет по условиям Болонских соглашений? – На мой взгляд, здесь присутствует некая иллюзорность сроков. Как правило, все специалисты в области реформирования образования придерживаются того мнения, что необходимо не менее двух десятков лет для проведения глубоких, эволюционно-корректных реформ в области образования. Поэтому десять лет, выделенные для Болонского процесса, указывают лишь на излишнюю амбициозность европейцев. Это отражает скорее желаемые, нежели действительные возможности и логику реформирования по-хорошему консервативных образовательных систем. – Как в Европе, так и в России рынок труда по-прежнему не признает степень бакалавра. Какие варианты разрешения проблемы видите вы? – Во-первых, нужно заканчивать стенания по поводу того, что работодатель не понимает образовательных требований, а система высшего образования не находит возможности сотрудничать с работодателем. Я глубоко убежден, что именно высшая школа должна учить работодателя вести диалог, должна поднять его до уровня общения с проблемой. На методическом уровне существует несколько классических методов, которые четко расписывают, каким образом вести диалог между рынком труда и системой высшего образования. В Петербурге, Самаре, Екатеринбурге, Новосибирске проводились интересные эксперименты, которые отражены в публикациях по модернизации образовательной системы России. Таким образом, существуют методические каноны, которые высшая школа просто обязана освоить. – Традиционно одним из основных подразделений факультетов в России является кафедра. Именно она является хранительницей научных школ, отвечает за специализацию студентов. Если бакалавриат превращается всего лишь в базовую ступень, дающую общее образование, эта структура разрушается… – Вы затронули очень сложный и широко дискутируемый вопрос, поскольку кафедра в российском вузе действительно является накопителем и преобразователем знаний, играет огромную учебно-методическую роль. Но сегодня, по логике Болонского процесса, высшее образование все более переходит от так называемой «квалификационной» к «компетентностной» (дисциплинарной, модульной) парадигме. В этой связи кафедре суждено претерпеть серьезные трансформации, возможно, становясь узлом переплетения междисциплинарных интересов. Вместе с тем это не помешает ей быть накопителем новых знаний. Это очень сложный процесс, который, кстати, с большим трудом проходит и в Европе: кафедры преобразуются в департаменты или какие-то другие более широкие подразделения. Если кафедра держит научную школу, то, с одной стороны, никаким междисциплинарным блефом ее не подменишь, а с другой, научно состоятельная кафедра очень легко встроится в «компетентностный» подход к образованию. Главное, чтобы все это проходило без ломки, без хруста костей, потому что кафедры – это профессура, имена, люди, которые создали целые аспирантские и докторские направления. Я выступаю с единственным тезисом: «как можно больше бережливости и деликатности к тому, что есть. В любом процессе, в Болонском тоже».
Виктор Николаевич Чистохвалов, директор Центра сравнительно-образовательной политики (Москва). – Виктор Николаевич, вам достается тот же вопрос, что и Валентину Ивановичу. Что будет происходить с кафедрами при переходе на двухступенчатую систему образования? – По всей видимости, одну и ту же бакалаврскую специальность (направление) будут вести одновременно несколько кафедр. На Западе это так называемые департаменты (departments), понятие более широкое. Кафедра – это специфика российской школы, именно на кафедрах создается наука. После перехода на двухуровневую систему на бакалавриате – про магистратуру я ни слова не говорю: там кафедры, безусловно, нужны – может быть достаточно только департаментов, управляющих процессом подготовки бакалавров. Представители департаментов – это менеджеры высокого класса, задача которых – помочь студенту обрести свою траекторию. Они должны помочь студенту сориентироваться в окружающем его многообразии возможностей, извлечь максимальную выгоду из гибкости двухуровневой системы. Что касается научных школ, то я считаю, что они должны оставаться на кафедрах, где имелось бы свое оборудование, научные традиции, свои диссертационные советы. Кафедры не могут отмереть, но наряду с ними (а не вместо) должны возникнуть новые образования – департаменты. – Как быть с теми специальностями, где специализация студентов по кафедрам начинается с первого-второго курса? Не упадет ли в результате перехода на двухуровневую систему качество подготовки выпускников? – Вопрос здесь состоит в том, заменяет ли бакалавриат программу подготовки специалиста. В одном случае бакалавр – тот же специалист, подготовленный, скажем, за четыре года; в другом (и это нынешняя европейская и американская модель) – бакалавриат не предусматривает специализированной подготовки. Вопрос пока остается открытым, хотя заметно движение скорее во вторую сторону. – Сколько департаментов будет в рамках одного факультета? – Департамент будет курировать ряд специальностей: например, в рамках всеобщей истории деление на древний мир, средние века, новое время. Еще раз повторюсь, что согласно общепринятой модели, бакалавриат предусматривает общую подготовку – например, по химии, физике, истории. Специализация же начнется только с магистратуры. Разумеется, кафедры должны будут привлекать к своей работе студентов с третьего-четвертого курсов. И это еще одна причина, по которой сегодня жизненно важно сохранить кафедры и существующие на них научные школы: если рухнут они, то учить в магистратуре будет некому, да и нечему.
Николас Хэренс (Nicholaas Heerens), National Unions of Students in Europe (студенческие объединения стран Европы) (Нидерланды). – Николас, на конференции вы представляете ESIB, европейскую студенческую ассоциацию. Чем она занимается? – ESIB объединяет студенческие организации европейских стран. В нашей организации представлены студенческие объединения практически всех стран Европы, за исключением разве что России. К сожалению. Мы защищаем интересы студентов на уровне всех европейских организаций, так или иначе вовлеченных в образование: Европейского союза, Совета Европы, ЮНЕСКО, даже Мирового Банка. Болонский процесс стартовал при нашем активном участии, и с тех пор мы присутствуем практически на всех мероприятиях в его рамках, выступая за большую прозрачность и гармоничность образовательных структур Европы. Без студентов Болонский процесс не имеет смысла, поэтому мы делаем все возможное, чтобы при принятии решений с нашим голосом считались.
– Если я не ошибаюсь, ESIB объединяет почти пятьдесят студенческих организаций стран Европы. Чего не хватает России для того, чтобы стать вашим полноправным членом? – Основным критерием для членства в ESIB является наличие единой студенческой организации, которая представляла бы, по крайней мере, большинство студентов страны. Такая организация должна быть независима – например, от политических партий, и выражать интересы студенчества как класса. Помимо участия в международной деятельности такая организация является мощным инструментом для отстаивания прав студентов внутри страны. –К сожалению, в большинстве российских вузов нет даже внутриуниверситетских студенческих ассоциаций… –В таком случае, начать стоит с них. Поверьте, польза от их реальной работы могла бы быть огромна… Я уже не говорю про то, что на европейском уровне российские студенты могли бы внести серьезный вклад в понимание того, что мы называем Болонским процессом. –Николас, в своем докладе сегодня вы выделили четыре основные цели высшего образования. Три из них, так или иначе, посвящены личностному росту. Подготовку студента к рынку труда вы назвали только в последнюю очередь. Такая пропорциональность случайна? – И да, и нет. С одной стороны, никто не возьмется поспорить, что конечной целью образования в вузе является приобретение квалификации, достаточной для занятия хорошей позиции на рынке труда. С другой, работа, которую мы в итоге выбираем, во многом зависит от развития нашей личности. Если студент на базовом, бакалаврском уровне не имел возможности определиться с выбором, то впоследствии это уже не наверстать. Качественное базовое образование должно соответствовать интересам личности, помочь молодому человеку с выбором гражданской позиции, наконец, дать ему широкую образовательную базу. Если соблюдены все три условия, сосредоточиться на том или ином сегменте рынка труда и освоить специализацию будет гораздо проще. – Легко ли найти работу по окончании бакалавриата в Голландии? Или же действительно ликвидным дипломом является степень магистра? – Голландия ввела двухступенчатую систему образования только три года назад. Поэтому на данный момент рынок труда не очень знаком с дипломом бакалавра. С другой стороны, большинство студентов не видят причин останавливаться по получении степени бакалавра и поступают в магистратуру. Наконец, всем понятно, что диплом бакалавра – это что-то не слишком фундаментальное. Вы получаете какие-то знания, навыки, но очевидно, их недостаточно для того, чтобы претендовать на хорошую работу. Сейчас предпринимается попытка сделать бакалавриат более ориентированным на рынок труда, работодателям предлагается участвовать в подготовке будущих специалистов. Но пока... нет, пока что бакалавр в Голландии может найти хорошую работу лишь с трудом. Материал подготовил Игорь Макаров © Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2004 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков |