|
|
|
№ 18 (3676), 29 июня 2004 года
|
 |
|
|
|
|
«Богатый человек
не тот, у кого много денег,
а тот, кому их хватает на любимое дело»
Роман Наливайко о специфике «ремесла историка»
Перелистывая подшивку журнала за 1999 год, я натолкнулся на знакомое лицо. Роман Наливайко на церемонии посвящения в студенты держит в руках огромную символическую зачетку. С тех пор, как эта фотография заняла место в сентябрьском номере «СПбУ», прошло пять лет.
|
 |
Роман Наливайко |
|
Всего через две недели Рома, за это время ставший президентом СНО исторического факультета и одним из самых перспективных выпускников 2004 года, будет держать в руках красный диплом.
– Роман, расскажи о своей дипломной работе. Ты же работал над ней с первого курса?
– По большому счету, да. Тема диплома звучит так: «Русские известия истории Польши Яна Длугоша. Анализ и перевод». В конце XV века этот польский хронист написал 12-томную историю Польши – «Анналы, или хроники славного Польского королевства», используя при работе русские летописи. Сколько их было, изменял ли он их сведения в угоду своим целям или фантазии – неизвестно. Но вполне возможно, Длугош обладал доступом к источникам, до нас не дошедшим: в его труде содержится информация, которая противоречит русским летописям. Яркий пример: практически все известные нам летописи называют причиной вражды Владимира Святого с его сыном Ярославом отказ последнего выплачивать дань Киеву в две тысячи гривен. А Длугош пишет, что причиной был грабительский поход Ярослава на Киев. Таких интересных подробностей на самом деле очень много. И если мы сможем доказать, что сведения Длугоша восходят к одной из русских летописей, это будет альтернативный источник по отечественной истории.
– Занимался ли кто-нибудь этой хроникой в отечественной историографии?
– Проблема состоит в том, что она не переведена на русский язык. Поэтому работать с этим источником могли лишь историки, хорошо знавшие латынь, – а это небольшая группа лиц. Остальные при обращении к хроникам Длугоша были вынуждены довольствоваться польским переводом. Перевод же на польский язык – после пяти лет самостоятельных штудий я могу говорить об этом доказательно – не совсем точен. Опускаются многие важные детали: поляков просто мало интересовали русские известия, важней для них была история Польши. Я вычленил русские известия из общего текста хроники и, пользуясь польским подстрочником, перевел их – от времени легендарного Кия до конца XIII века. Пока я не касался так называемых русско-польских и русско-литовских известий для XIV века и русских известий за XV век. Но обязательно доберусь и до них.
– Какими языками при работе ты пользовался?
– В основном – польским, чешским, украинским и немецким. Хотя в разное время я привлекал и другие языки. За пять лет я, так или иначе, освоил для научной работы все славянские языки. По-болгарски я могу читать с листа: этот язык очень похож на русский. Украинский – фактически мой второй родной язык, а польский и чешский при известном усердии тоже достаточно доступны. Когда-то я пробовал читать и на сербохорватском: было интересно – пойму или нет. Вроде бы разобрался, хотя специально я к нему после этого не возвращался. Из европейских языков (помимо английского, которым я занимаюсь с восьми лет) я одно время подступался к французскому, но знаю его все-таки хуже, чем немецкий. Недавно занялся венгерским. Дело в том, что существуют и венгерские хроники. Написаны они, конечно, на латыни, но обращаться к ним, не зная венгерского, бессмысленно: помимо подстрочника, окажется недоступна и вся научная литература по теме. Из древних языков я работал с латынью, а из восточных – с арабским, древнееврейским и фарси. Важные источники есть и на этих языках, но пока руки до них не доходят.
– Как ты изучал все эти языки? Ходил на курсы, учил сам?
– Что касается латыни, то на историческом факультете ее изучают все студенты на первом курсе. А дальше я брал учебник, словарь и расширял свои познания уже при работе с текстами источников. Остальные языки, за исключением арабского, я осваивал по самоучителю. В последнем случае я почти год ходил в арабский культурный центр при Библиотеке Академии наук. Там поставил произношение, научился правильно писать.
– Такой интерес к языкам появился у тебя с детства или ты приобрел его уже в университете?
– Изначально дело было даже не в отвлеченном интересе, а в необходимости. Я поставил цель – изучить источники по русской истории на других языках, и начал постепенно воплощать ее в жизнь. Началось все с латыни, а потом пошло-поехало: смотрю, как-то все гладко идет. А теперь уже стало интересно: делать нечего, скучно – идешь в магазин и покупаешь новый самоучитель.
– То есть исторический факультет оказался своеобразным катализатором при освоении иностранных языков?
– Что-то вроде того. Видимая свобода в изучении языков – это осознанная необходимость их изучения.
– А поступал на исторический факультет ты сознательно? Всегда хотел заниматься средневековой Русью?
– Нет, после школы я видел себя хирургом, но и гуманитарные науки бросать не хотелось. Поступить в Первый медицинский университет не получилось, а при поступлении на юрфак на следующий год я не добрал балла. Проходной был тринадцать, так что на специалиста я не прошел, а на бакалавриате учиться не хотелось. Ну и слава Богу! Юриспруденция все-таки не мое призвание. Я и тогда это понимал, но все говорили: юрфак – это да! А исторический? Ну, кем ты будешь? Учителем в школе?
– А сейчас? Что ты можешь возразить в ответ?
– А почему бы нет? Я с третьего курса работаю в школе. Денег это, конечно, дает немного, но при относительно небольшой нагрузке (восемь часов) предоставляет мне простор для творческой деятельности. Я пишу авторские курсы по истории различных стран, апробирую их на детях: если вы не можете объяснить свои мысли школьникам, то к студенческой аудитории даже идти нечего. В школе я получаю огромное удовольствие просто от того, что помогаю детям приобщаться к истории «из первых рук». Я же параллельно сам занимаюсь исследовательской работой и прививаю вкус к историческим размышлениям своим ученикам. Например, в этом году мы проходили древний мир и средние века. То есть как раз область моей специализации. Я составил несколько углубленных курсов по истории Англии, Ирландии, Франции. Приводил материалы источников. Дети до сих пор могут перечислить основных королей Раннесредневековой Европы.
– А как вопрос с деньгами?
– Мне очень нравится одна фраза: «богатый человек не тот, у кого много денег, а тот, кому их хватает». Мне пока хватает. В течение пяти последних лет я работал грузчиком, охранником, секретарем участковой избирательной комиссии, читал лекции на подготовительных курсах, занимался репетиторством. Но самое главное, сейчас я нашел себя. Полгода назад я работал в одной фирме и заработал довольно приличную сумму денег. Но они не принесли мне абсолютно никакого удовлетворения! На истфаке же и в школе я занимаюсь любимым делом, и это уже полсчастья. Большая половина!
– Как ты считаешь, можно ли будет зарабатывать на жизнь историей в будущем?
– Безусловно. Я не гонюсь за огромными деньгами, но достойно зарабатывать хорошему специалисту вполне по силам. Среди основных источников дохода – хотя бы репетиторство, гранты и чтение лекций за рубежом. А туда мне все равно придется ехать. Все рукописи моих источников находятся в Кракове.
– Диплом получился большой?
– Сто десять страниц основного текста и сто семьдесят страниц приложения – перевод источника. Основная часть представляет собой подробный комментарий «русских известий» – этого в отечественной историо-графии практически еще никто не делал. Но это только начало. В аспирантуре я хотел бы продолжить перевод, привлекая уже материалы всех русско-польских и русско-литовских известий. Каждая из этих частей заслуживает отдельного исследования. Так что работы тут хватит еще надолго. А в более долгосрочной перспективе я планирую сделать обзор трудов всех польских хронистов, использовавших русские летописи, за XV-XVII века. Длугош был первым, но за ним идут не менее славные фигуры.
– Кто был твоим научным руководителем?
– Виктор Кузьмич Зиборов, специалист по русскому летописанию. В течение пяти лет он оказывал мне всевозможную поддержку. Так что, если мне повезет и я поступлю в аспирантуру, я бы хотел продолжить наше сотрудничество.
– В связи с планами на будущее у меня есть к тебе вот какой вопрос. Как ты относишься к идее, что студент, отучившись на бюджетном отделении университета, должен отработать определенное время на государство?
– Да-да, я знаком с этим положением президентского послания Федеральному Собранию. Сложно сказать. Когда человек оканчивает Педагогический университет имени Герцена и получает диплом учителя математики – это одно дело. Пусть себе идет в школу и работает учителем. А что, например, делать с университетскими дипломантами – философами или филологами? Университет не готовит учителей, он готовит исследователей. И школа — не всегда лучшее место для реализации потенциала последних: они могут найти себя в довольно широкой сфере научной и общественной жизни. Организовать разумное послевузовское распределение сейчас, мне кажется, невозможно: обязательно будут перегибы. В любом случае, надо заранее предупреждать абитуриентов и ставить их перед выбором: либо оплачиваете образование сами и после окончания вуза вольны делать, что хотите, либо – бюджетное образование и последующая работа на государство. Но свобода выбора должна существовать! В целом же, еще раз подчеркну, вопрос слишком сложен, чтобы пытаться дать однозначный ответ.
– Рома, ты упомянул, что университет готовит исследователей. А существуют ли сейчас объективные условия для исследовательской работы – в стране и у нас в городе?
– Я могу говорить только за себя и свою область исследования. В моем случае – а он является одним из счастливых исключений – такие условия существуют. В петербургских библиотеках я могу работать с текстами источников, есть и практически вся научная литература. Конечно, новые работы поступают плохо. Но сейчас ситуацию как-то спасает Интернет, открытые границы и друзья за рубежом. Но в принципе – пока меня здесь все устраивает. В Петербурге я могу вести полноценную исследовательскую деятельность, применять полученные навыки в любимой, хотя и не слишком хорошо оплачиваемой (пока) работе в школе; наконец, здесь живут мои родители и друзья. Так что, по крайней мере, в ближайшее время я никуда перебираться не собираюсь.
– И менять стезю историка на какую-нибудь другую — тоже?
– Нет – абсолютно точно. Я начал интересоваться историей, прочитав в восьмилетнем возрасте «Трех мушкетеров». Кардинал Ришелье, Людовик XIII – фантастика! Мне стало интересно, почему Людовиг именно тринадцатый и кем был его предшественник. Постепенно я «вышел» на Капетингов и Меровингов, увлекся генеалогией. В то время в истории меня интересовали только яркие сюжеты, ее событийная сторона. Гораздо позже пришло понимание важности социальной и экономической составляющих. Но до сих пор политическая история для меня гораздо более привлекательна. Все-таки без учета человеческого фактора наша наука теряет свое очарование. А в средневековье личность, (например, монарха) могла изменить ход истории. Двигателем научных исследований в первую очередь является интерес. Чистый интерес. Кто-то точит на станке деталь и получает от этого удовольствие, а я прихожу в восторг, разыскав полный список королей Дальриады, или Пиктии в Шотландии. Получал бы я такое же удовольствие, перебирая законы или – того больше – человеческие внутренности? Не думаю. История ведь, помимо прочего, сильно формирует мировоззрение. Она учит ко всему относиться проще: ничто не ново в подлунном мире. Так что, в очередной раз слыша о скором конце света, можно расслабиться и выпить с друзьями-историками старого доброго чешского пива! 
Беседовал Игорь Макаров
|
