|
|
|
№ 18 (3676), 29 июня 2004 года
|
 |
|
выпуск - 2004
|
|
|
Человек «ближней дистанции»
Маша всегда хотела изучать языки. С глубокого детства, чуть ли не с детсадовского возраста она знала, что будет заниматься или иностранными языками, или историей. Так все и получилось. Только вместо “или” появилось “и”: она занимается и языками, и историей. Выпускница магистратуры восточного факультета Мария НЕХОРОШЕВА свою исследовательскую научную деятельность посвятила истории Турции и Центральной Азии. Магистерскую диссертацию она защитила на “отлично”.
|
 |
Выпускница магистратуры восточного факультета Мария Нехорошева |
|
– Востоковедов в семье или среди родственников у нас нет. Мама – психолог, выпускница Ленинградского университета, папа – военный, служит в Москве, в Генштабе. А вот бабушка моя – филолог, преподавала английский язык в школе, – рассказывает Мария. – Поэтому с иностранными языками я познакомилась рано. Английским занималась сначала с бабушкой, потом в спецшколе. Там же освоила и французский язык. Но мне хотелось не просто овладеть иностранным языком (тем же английским или французским), тянуло узнать что-то абсолютно новое – другую культуру, иной образ жизни, совсем-совсем не похожий на наш. А что может быть экзотичнее Востока? Наверно, поэтому я и пошла учиться в университет, на восточный факультет.
Долго выбирала более узкую специальность: колебалась между историей арабских стран и историей Турции. Все же остановилась на Турции – там культура более светская, что ли, с ней, мне казалось, легче устанавливать контакты.
– Прежде вы бывали в Турции? Когда вы впервые встретились с этой страной?
– Первый раз побывала в Турции после второго курса. Нас отправили на стажировку, на пять месяцев. В Стамбуле мы работали в отеле на «ресепшн» – то есть принимали посетителей, отвечали на их вопросы, и лично, и по телефону. Это была великолепная практика – и в разговорном турецком языке, и в общении с иностранцами и с местным населением.
А после четвертого курса в Турции у нас была летняя школа “Томер” – там обучают турецкому языку иностранцев. У нас на факультете прекрасно преподают восточные языки. Кроме основного турецкого (ну, и английского, естественно), мы с первого курса параллельно изучаем второй восточный язык, персидский. То есть достаточно фундаментальная подготовка в турецком языке у нас уже была. И в Стамбуле два месяца мы оттачивали, совершенствовали свои знания: узнали множество малоупотребительных грамматических форм, разные нюансы современного разговорного турецкого языка. Там я успешно прошла высший уровень и получила диплом об окончании этой школы.
– Когда вы впервые побывали в Турции, что вас поразило больше всего?
– Поразила другая ментальность, совершенно иной образ жизни, чем знакомый нам. Турки гораздо более консервативны, чем европейцы, строго придерживаются традиций. И хотя Турция претендует на членство в Европейском Союзе, исламские традиции и предрассудки там чрезвычайно сильны, даже в XXI веке. Это касается в том числе и отношений мужчин к женщинам. На мусульманском Востоке традиционно женщины дистанцированы от мужчин, и в Турции это чувствуется в полной мере.
К сожалению, я не была в Иране. Но когда здесь, в Петербурге, общалась с иранцами, всегда удивлялась, насколько бурно они восторгаются, когда встречают иностранца, который знает персидский язык, изучает их культуру. Если вспоминаешь великих персидских поэтов – Руми, Навои, Джами – даже не цитируешь, а просто вспоминаешь, то иранцам это очень приятно. Они тебя начинают уважать, готовы присылать книги, переписываться. Конечно, всем нравится, когда иностранец хоть что-то понимает, вникает в особенности культуры твоей страны. И если бы, скажем, в Иране я встретила человека, который заговорил бы со мной по-русски и начал цитировать Тютчева или Пушкина, мне это пришлось бы по душе. Но у иранцев это отношение особенно яркое. У турок отношение более сдержанное, но многие знакомые в Турции восхищались моими достижениями в турецком языке. Мы переписываемся, они присылают мне литературу, в основном художественную. Так что я, думаю, читала произведения тех авторов, с которыми они знакомы лишь по именам.
– Но за увлечением турецким языком историю вы все же не забывали?
– Да, практически с первого-второго курса я стала заниматься историей мусульманского мистицизма (суфизма) в Турции и Центральной Азии. Меня очень интересовала религиозная жизнь этого региона. Но чтобы исследовать проблемы классического ислама, нужно все-таки быть арабистом. Поэтому я изучала суфийские источники.
Вначале я занималась историей суфийского братства Бекташийя – на турецкой основе. А позже заинтересовалась братством Накшбандийя, которое существовало не только в Турции, но и в других странах Центральной Азии. Основатель этого ордена Бахауддин Накшбанд и один из более поздних руководителей ходжа Мохаммед Асхар довольно известны не только специалистам. В своей дипломной работе я исследовала влияние братства Накшбандийя на политическую жизнь Центральной Азии второй половины XV века. Есть масса документов, в основном персоязычных, – например, географические хроники братств Хаджаган и Накшбандийя. И моих знаний персидского языка вполне хватает для чтения. Есть и обширная литература на европейских языках.
– Кого из преподавателей вы бы назвали своим учителем?
– С самого начала моих исследований научным руководителем у меня был профессор Олег Федорович Акимушкин, видный ученый-востоковед, заведующий сектором Среднего Востока в Институте востоковедения РАН. Едва я поняла, что буду заниматься исламским мистицизмом, как выбор научного руководителя был предопределен. Кто еще мог бы направлять начинающего исследователя в этой необъятно сложной теме, как не профессор О.Ф.Акимушкин? Олег Федорович – величина мирового масштаба, его знает любой мало-мальски знакомый с исследованиями по суфизму. И научную литературу я в основном брала в Институте востоковедения, а также в кафедральной библиотеке.
Есть, конечно, и другие современные исследователи суфизма: Алексей Хисматуллин в Петербурге, Юрий Аверьянов в Москве. Но то, что мне посчастливилось учиться у Олега Федоровича Акимушкина, – большая радость. Он не только видный ученый, но и по своим личностным качествам прекрасный человек. По любым вопросам я обращалась к нему за помощью, говорила, что я хочу, и он всегда давал замечательные советы, которые мне очень помогли в работе.
– Наверное, как все современные студенты, вы успевали не только учиться, но и работать. Где?
– Чаще всего – гидом-переводчиком для турецких групп, для американских, английских. На самом деле учеба и исследовательская работа отнимают львиную долю времени, поэтому, скажем, устроиться на постоянную должность где-то в фирме я не стремилась. Это было бы просто невозможно.
– А кроме учебы, работы, науки – чем-то увлекаетесь? Что вы делаете в свободное время?
– У нас не зря говорят, что востоковедение – это не просто профессия, не только работа или учеба. Это стиль жизни. Если, конечно, заниматься всерьез. Когда начинаешь учиться, то это так затягивает, что становится частью твоей жизни – основной, практически единственной…
Немного, правда, я успевала помимо учебы. Занималась большим теннисом (начиная еще со школы), в университете посещала спортивную секцию горнолыжников. Но ощутимых спортивных результатов не добилась ни там, ни там… А в свободное время много читаю. Из современной литературы мне особенно нравится Джон Фаулз, привлекает его игра с персонажами романов, неожиданность сюжета, но не только...
– Для многих суфизм связан прежде всего с особыми суфийскими историями, которые дервиши использовали в том числе и для обучения. У вас есть среди них любимые?
– Трудно выделить какие-то особенные. Когда погружаешься в исследование, то стараешься концентрироваться в основном на фактах, датах, цифрах, событиях. А чудесные истории о шейхах (например, о том, как суфии мгновенно перемещались в Мекку и возвращались обратно в любой момент) как бы откладываешь в сторону. Двигаешься в историческую, а не в сказочную сторону…
Но если вспоминать суфийские истории, то можно рассказать, к примеру, о Мансуре Халладже, великом суфийском мистике. Его публично повесили за то, что в один прекрасный момент он заявил: “Я есть Бог!” (за эти претензии его и повесили). Но эту фразу можно перевести и понять по-другому: как “Я есть знающий Истину…”
– И тогда историю его жизни и смерти, согласитесь, можно интерпретировать как напоминание ученым: вот к чему может порой привести стремление к Истине… А что же дальше? Вот получите вы диплом и… Каковы ваши ближайшие планы после окончания университета?
– Еще учась на последнем курсе магистратуры, я сдала кандидатский минимум: английский язык и философию. То есть фактически закончила первый курс аспирантуры. Современные правила обучения это позволяют – и кроме меня, еще трое ребят с нашего курса, с других кафедр, сделали то же самое. Теперь осталось сдать специальность – и можно садиться за написание кандидатской диссертации. Правда, я еще не знаю точно, о чем она будет. Хотя генеральное направление исследований определено: социально-политические аспекты, связанные с мусульманским мистицизмом в Центральной Азии.
– А если попробовать заглянуть еще дальше в будущее? Каким вы его видите? Мне рассказывали, что выпускники факультета работают в дипломатических представительствах, в фирмах – в том числе западных (а не только восточных). Какой путь вы наметили для себя?
– Не люблю далеко загадывать – видимо, я человек “ближней дистанции”. Но если предполагать, то буду заниматься, скорее всего, преподавательской деятельностью – в университете или другом вузе. Ну, и наукой, конечно же: буду продолжать свои исследования…
– В своем недавнем послании президент высказал такую идею: студенты, которые обучаются на бюджетной основе, должны отдать долг Родине – и поработать после окончания вуза там, куда их направят. По распределению, как говорили в советское время… Как вам нравится такая перспектива? Что бы вы делали, если бы такой закон уже обрел бы силу сегодня?
– Что бы я предприняла, точно сказать не могу. Вот если окажусь в подобной ситуации, тогда и буду решать конкретно… Но к подобной идее я отношусь отрицательно. Мы все же живем в свободной стране, и можем сами выбирать, что делать, куда идти учиться и работать. Я, конечно, понимаю: аргументация президента вполне обоснованна. И экономическая подоплека, и социальная польза от таких мер тоже очевидна. Но, с другой стороны, востоковеда трудно распределить по специальности. И еще многое будет зависеть от сроков отработки.
– Но в любом случае, даже в советское время поступивших в аспирантуру не распределяли, а парней – не отправляли в армию. Так что остается, Мария, только пожелать вам успехов на избранном вами пути! Пусть в жизни все сложится, как вы задумали… 
Евгений Голубев
|
