|
|
|
№ 18 (3676), 29 июня 2004 года
|
 |
|
|
|
|
Безумно хочется
заниматься наукой
С одним из выпускников химического факультета, о которых у нас шел разговор с Н.Г.Суходоловым и Д.В.Корольковым, мы
встретились для беседы в Менделеевском центре, где Сергей МАКАРЫЧЕВ-МИХАЙЛОВ выступал с докладом.
– В настоящее время я формально являюсь сотрудником нашего университета, я инженер с зарплатой 400 рублей. После второго года аспирантуры у меня появилась возможность участвовать в совместном проекте СПбГУ и датского университета города Роскиле. Третьей стороной проекта стала датская компания, занимающаяся производством газового оборудования. В Дании подобные проблемы решается просто. Поскольку небольшие компании не могут производить наукоемкие исследования, существуют частные или полуправительственные фонды, помогающие производителям проводить необходимую научную работу. Как сотруднику университета и аспиранту мне было интересно заняться финансируемой наукой, кроме того, было любопытно посмотреть, что же нужно промышленности.
|
 |
Сергей Макарычев-Михайлов |
|
Большая часть работы производилась в Дании, мои поездки сюда сопровождались отчетными докладами на кафедре. Мы сотрудничаем с моим научным руководителем А.В.Легиным, наши студенты и аспиранты ездили в Данию, работая по смежным проектам, они помогали мне, а я – им.
Время подошло к защите, которая состоится в Дании через две недели, но дальнейшие перспективы работы на родине остаются туманными. Я оказался в некотором неопределенном положении, в котором уже пребывал после окончания университета, перед тем как поступил в аспирантуру. Сейчас мое положение на ступеньку выше, но что делать дальше – остается проблемой.
Безумно хочется заниматься наукой. Но как заниматься в России наукой? Не получается. Все так или иначе завязано на иностранных партнеров, на иностранные гранты. Кстати, о грантах. Они в этом году заметно урезаны для молодых ученых, специалистов, в прошлом году финансирование было в несколько раз больше. И распределяются гранты сегодня по непонятным критериям, что не прибавляет оптимизма. Мне не хочется рвать связи с университетом, которому я многим обязан, мне очень нравится здесь работать, но при всем при том я ищу возможности заниматься наукой за границей. Такие возможности предоставляются, и не только мне.
Моя жена младше меня на несколько лет. После окончания химфака она тоже поступила в аспирантуру и защищается завтра, на полгода раньше срока (ваш журнал писал про группу Кукушкина, в которой она работает). Она выиграла все возможные гранты, но большей частью это были не зарплатные гранты, и прожить на них тяжело. Я, имея зарплату датского промышленного аспиранта, помогал. В течение семи месяцев Настя работала в Университете Вены, в Институте неорганической химии, и это позволило ей сделать большую часть диссертации. У нее был доступ к разнообразным приборам и реактивам…
– А наша приборная база, база реактивов…
– Она умирает. Ее еще хватает для учебного процесса, хотя и там есть свои сложности, но для научных нужд группа вынуждена покупать реактивы на собственные деньги. Например, в нашей группе, здесь, в Петербурге, многие занимаются посторонними делами. Работая на часть ставки в университете, кто-то занимается продажей компьютеров, кто-то другими делами, зарабатывают на жизнь. Часть заработанных денег складывается в шкатулку, и эти деньги тратятся на ремонт приборов, на реактивы и другие нужды. Получается, что мы сами финансируем наши исследования, из собственного кармана. И это считается нормальным.
Жена, написав диссертацию, оказалась перед таким же выбором, как и я. Ей очень нравится работать в университете, она любит возиться со студентами. Но денег нет. Стипендия ничтожная, да и гранты – не синекура. И стоит вопрос: что делать? Или кому-то из нас ставить крест на своей научной карьере и заниматься коммерцией, поддерживая другого, занимающегося любимым делом, или нам обоим заниматься любимым делом где-то в ином месте.
Наш случай не единичный, но насколько полезен наш опыт, я не знаю…
Многие не заканчивают аспирантуру, уходят. В последнее время стали закручивать гайки: требовать защиты в срок, в три года. Но то, что, может быть, нормально для гуманитаров, для естественников часто не годится. Мы в неравноценном положении. Экспериментальная работа может завести в такие дебри, что трех лет окажется недостаточно. Случай с моей женой нетипичен: у нее дипломная работа стала частью диссертации. Я два года работал здесь и три года в Дании и только сейчас чувствую себя уверенно, знаю, что моя диссертация – диссертация. На нее ушло полных пять лет.
Еще мне кажется, что у нас левая рука не знает, что творит правая. Правой рукой подстегивают к защите, левой вводят дополнительные бюрократические препоны, мешающие защититься. Количество бумажек для защиты превосходит все переделы.
– В Дании с этим проще?
– Безусловно. Ученую степень присуждает университет, и никакой ВАКК ничего не подтверждает. Многое решает рейтинг университета.
Корреспондент журнала со школьных лет не занимался химией и бесконечно далек от этой науки, потому и не был на докладе Сергея Михайловича. Но те, кто слушал, говорили, что доклад его был очень интересным… 
Беседовал Александр Шумилов
|
