|
№ 27 (3652), 28 ноября 2003 года
|
 |
|
из мемуаров
|
 |
 |
Штрихи к портрету
Профессор И.П.Еремин
Моя встреча с Игорем Петровичем Ереминым (1904–1963 гг.), одним из крупнейших специалистов по древнерусской литературе, сыгравшим огромную роль в моей жизни, была, можно сказать, предопределена.
 |
 |
И.П.Еремин |
|
В годы Великой Отечественной войны в далекое село Панкрушиха Алтайского края в августе 1942 г. был эвакуирован из блокадного Ленинграда 71-й детский дом. Моя мать, работавшая там воспитателем, вечерами после дневной круговерти отводила душу, читая эмоционально и выразительно стихотворения А.Пушкина, М.Лермонтова, Н.Некрасова и нередко вступление к «Слову о полку Игореве»: «Не лепо ли ны бяшет, братие, начяти старыми словесы трудных повестий о пълку Игореве...»
Затаив дыхание, слушала я ее чтение. Меня завораживал ритмический строй произведения. Знакомые слова в сочетании с неизвестными придавали какую-то таинственность тексту, будили воображение.
В доме моей подруги из местных снимала угол белолицая, розовощекая сибирячка с толстой русой косой, жившая в 12 км от нашего села. По понедельникам она рано утром пешком (реже в чьей-то телеге) появлялась с неизменным бидоном простокваши, хлебом и картошкой, а в субботу отправлялась в обратный путь домой. Ей плохо давалась учеба, а вступление к «Слову» она и вовсе никак не могла осилить, но очень-очень хотела. Я, еще пятиклассница, по многу раз повторяла с ней текст, чувствуя себя почти учительницей. Эти воспоминания так живы спустя десятилетия, как будто это было вчера.
Затем возвращение в непокоренный Ленинград. И наконец – Университет на Неве. Первый курс – 1948/49 учебный год. Историю древнерусской литературы читает профессор Игорь Петрович Еремин. Невысокого роста, неброской внешности, с темноватым, как на иконах, лицом и светлыми серо-голубыми глазами. Влюбленный в свой предмет преподавания и исследования, он стремится передать эту увлеченность и нам. И ему это удается.
Моя однокурсница вспоминает, как на одной из лекций кто-то на задних партах не в меру развеселился. Игорь Петрович негромким голосом спросил: «Я сказал что-нибудь смешное?» Всем стало неловко. Многие с укором посмотрели на «весельчаков». С тех пор никто не позволял себе таких нарушений.
«Слово о полку Игореве» предстало в изложении И.П.Еремина не только как величайший литературный памятник, но и как выражение подлинного патриотизма его неизвестного создателя. Основная идея – единение русских земель перед нашествием половцев – была близка и нам, пережившим военное лихолетье. Ведь именно сплоченность многочисленных народов, населявших нашу страну, помогла одержать великую Победу. Созвучна эта идея и нынешним молодым, ставшим свидетелями разобщения бывших сограждан, дискриминации русских в странах Балтии, Туркмении и других, вынужденным участникам разного рода локальных войн, борьбы с разгулом терроризма внутри страны.
Много внимания уделял Игорь Петрович расшифровке «темных» (неясных) мест «Слова», в которую внесли вклад не только филологи, но и историки, географы, зоологи. Это исследование увлекало как хороший детектив. Одно уточнение слова «зегзица», ранее переводившегося как «кукушка» (а кукушки ведь не летают вдоль рек!) внесло важные изменения в «плач Ярославны»: не кукушкой кукует она в разлуке с мужем, а чайкой неведомой стонет рано утром. Знакомое всем слово «уши», оказалось, имело древнее значение «запоры (городских ворот)», а значит, князь Владимир Мономах не затыкал себе уши от звона и шума военных приготовлений, а закрывал городские ворота на запоры от врагов.
Интереснейшим был рассказ Игоря Петровича о переводах «Слова» на современный язык (в том числе поэтических, вплоть до формалистических трюкачеств). Подлинного успеха добивались те, кто сумел сохранить близость к оригиналу, используя слова и выражения подлинника и передавая его ритмический строй и тональность, например, поэт XIX в. А.Н.Майков.
Курс лекций И.П.Еремина был уникален. Выдающийся фольклорист В.Я.Пропп ставил ему в заслугу то, что задачу вузовских курсов он видел не в формальном усвоении знаний, а в содействии развитию научного мировоззрения студентов, введению в круг проблематики изучаемого предмета. Поэтому И.П.Еремин излагал в основном те разделы курса, которые были предметом его изысканий (круг которых был необычайно широким), только частично опираясь на материалы других исследователей. По остальным вопросам отсылал к имеющейся учебной литературе.
Это был подлинно авторский курс.
Начинающему изучать древнерусскую литературу она кажется загадочной и непонятной. Перед нами особый мир: иные жанры, способы изображения жизни, художественного воспроизведения человека и т.д.
Для несведущих, говорил Игорь Петрович, дверь в этот мир заперта, а ключ утерян. Наша общая задача – найти этот ключ, приоткрыть дверь в далекое прошлое, постичь особенности эстетического сознания писателей средневековья и оценить их красоту и совершенство. Эта задача сродни знакомству с древнерусской живописью. «Иконописцы не знают перспективы, на одной плоскости, рядом совмещают предметы, в действительности расположенные на разном расстоянии, а человек, изображенный на переднем плане, как бы застыл в неудобной иногда позе и смотрит прямо на нас невидящим взглядом. Одежды его кажутся сделанными из стекла. Подчас сквозь тела людей просвечивает фон – дома и деревья. Он стоит перед нами как некий призрак – одухотворенный, лирический, непонятный. Понять его, проникнуть в его мысли и чувства – общая задача искусствоведа и исследователя живописи и литературы средневековья.
В период массового атеизма И.П.Еремин раскрывал значимость церковнославянского языка для становления древнерусской литературы. Отвлеченные понятия, казавшиеся нам извечно существовавшими, – «пространство», «разум», «истина», «общество», «Вселенная» и даже сама «вечность» – пришли из церковной письменности и обогатили древнерусский язык.
Даже жития святых при всем их следовании канонам жанра в изложении Игоря Петровича стали повествованием не только о стойкости и несгибаемости мучеников за веру, готовых пойти ради этого на смерть, но и рассказом о понятных слушателям чисто человеческих чертах героев – страхе перед смертью, сердечной горести и др.
Приближая к нам мир прошлого, И.П.Еремин ставил целью и нравственное воспитание нас как будущих граждан, ответственных за судьбу своей Родины. И потому высоко ценил летописцев, стремившихся писать правду, даже если она кому-то и не понравится («нелепо кому видится»).
Лекции И.П.Еремина позволили оценить его как ученого и педагога. Безусловно неслучайная (хотя и неожиданная) встреча с ним на пятом курсе стала открытием его как личности и человека, важным поворотом в моей судьбе.
Профессор Е.И.Наумов не включил меня в число своих дипломников, мотивируя тем, что на четвертом курсе из-за занятости шефской работой в профбюро факультета я с опозданием сдала курсовую работу, хотя и оцененную им на «пятерку». Тогда моим руководителем был назначен И.П.Еремин (в связи с неполной загрузкой). Расстроенная донельзя (мои подруги у Е.И.Наумова, а я – нет), я пришла к нему в слезах, и он с полуслова все понял и посоветовал поговорить с Наумовым еще раз. Ничего не добившись, я вернулась к Игорю Петровичу, который спокойно, без тени обиды сказал: «Будем работать».
Темой моего дипломного сочинения была драматургия Николая Погодина. Однако в ходе исследования я все большее внимание уделяла не идейно-тематическому анализу и раскрытию конфликтов, а речевым характеристикам персонажей. Меня интересовало, каким же образом достигается индивидуализация речи героев, как удается сделать достаточно живыми и реалистичными образы исторических лиц, даже таких, как
В.И.Ленин. Обратясь к его выступлениям, речам, переписке, я как бы проникала в творческую лабораторию драматурга, умевшего достаточно органически вводить характерные словосочетания, образные выражения, отдельные фразы в живую речь, делая ее емкой и естественной. В уютной квартире на Верейской улице Игорь Петрович с искренним интересом выслушивал мои рассказы о поисках и находках, всегда направляя их в нужное русло и помогая дельными советами. После моей встречи с драматургом в Москве (в чем мне помогла кафедра) он подробно расспрашивал о моих вопросах и ответах Погодина.
Когда я успешно защитила дипломную работу, он сердечно поздравил меня.
Новая неожиданность ждала меня на распределении: я узнала, что рекомендована им в аспирантуру. Связывавшая до того свое будущее со школой (как и моя мама), да еще в Кузбассе, куда я с двумя подругами собиралась поехать, я была поставлена перед выбором, и опять-таки Игорь Петрович нашел те единственно верные слова, которые повлияли на мое решение: «Научными исследованиями мы помогаем и школе работать более плодотворно. У вас есть возможность».
Только спустя долгие пятнадцать лет я чуть-чуть смогла что-то сделать в память об этом истинно интеллигентном и благородном человеке уже как редактор его «Лекций по древнерусской литературе». Они поразили меня вновь умением автора осмыслить развитие литературы на протяжении семи веков (с XI по XVII век) во всем многообразии проблем и жанров: жития, летописания, учительное и торжественное красноречие, моления, сказания, публицистика, сатирические повести. Он давал возможность вернуться к истокам отечественной литературы и оценить их значимость во всей полноте.
Поскольку рукопись курса не была полностью завершена автором при жизни, все участники ее издания (отв. ред., проф. В.Я.Пропп, доц. Н.С.Демкова, а также дочь Игоря Петровича, специалист по народному творчеству В.И.Еремина, я как редактор) стремились максимально бережно подойти к тексту. Любые исправления обсуждали коллективно, в том числе и с участием членов кафедры истории русской литературы, которую много лет возглавлял Игорь Петрович.
Лекции, вышедшие 35 лет назад (1968 г.), не утратили своей ценности и в наши дни, они готовятся к переизданию. Это малая толика признательности и уважения, которые заслужил Игорь Петрович Еремин как выдающийся ученый, педагог и человек.
И в наши дни, когда я вижу, как в естественных интерьерах старинных замков шумит, плачет и буйствует средневековая Русь бородинского «Князя Игоря» в постановке В.Гергиева, сердце переполняется благодарностью к тому первому Учителю, который повернул ключ, приоткрывший дверь в мир ставшего близким далекого прошлого. 
Н.А.Захарова
|