№ 22-23 (3646-47), 16 октября 2003 года
главная | оглавление | <... | ...>	журнал в журнале

Академическая гимназия
в XVIII веке
и в наши дни

Проект положения об учреждении Академии наук и художеств», разработанный по распоряжению Петра I и при его участии, провозгла- шал создание научного центра с состоявшими при нем учебными заведениями – гимназией и университетом. Составители проекта, понимая оригинальность подобного решения, объяснили его: «Понеже ныне в России здание к возрощению художеств и наук учинено быть имеет, того ради невозможно, чтоб здесь следовать в протчих государствах принятому образу, но надлежит смотреть на состояние здешнего государства…»

Отсутствие какой-либо системы образования в России определяло выбор нестандартного пути – создание академии в виде «триединого» учреждения (собственно академия – университет – гимназия), то есть как центра обучающего и научного одновременно.

***

Период становления любого учреждения, как правило, сопряжен с определенными трудностями и отличается нестабильностью, вызванной постоянными поисками тех мер, которые в результате должны привести к формированию системы.

Академическая гимназия в этом смысле не была исключением. Учебный процесс начался здесь в январе 1726 г. К тому времени, кроме Генерального регламента, который, собственно, только провозгласил создание «гимназиума», появился проект Академического регламента. Он был составлен первым президентом академии Л.Блюментростом, и в отличие от предыдущего документа, весьма конкретно рассматривал вопросы академического образования. Новый проект содержал 51 параграф, из которых десять непосредственно посвящались гимназии, и еще четыре касались ее проблем. Даже эти чисто количественные показатели говорят о подчеркнутом внимании президента к академической школе. В ней предлагалось установить пять классов со следующей программой обучения в каждом:

«В первом классе учение будет: по-латински и по-немецки читати и обоих языков письмена изображати;

Во втором классе учением сопряжении и склонении отроческие умы изощряться будут, не оставляя и протчих яже к грамматике не принадлежат;

В третьем классе... удобнейших к разумению авторов, и словесно, и письменно, на свой язык переведши и удобнейшие экзерциции слагати начнут;

В четвертом... к сочинению труднейших экзерциций латинского языка приложатся; также и арифметике и географии... учится начнут;

В пятом... предаваться будут онаго штиля экзерцициям, которые упражняются в сочинении ораций и эпистолий... к тому история и первыя математики начатки, также география, с глобусом соединенная».

Проект предусматривал возможность, даже необходимость, развития предлагаемой программы, с намерением, в частности, в ближайшем будущем дополнить ее изучением греческого, французского и итальянского языков.

Устанавливались и способы проверки знаний гимназистов, призывающие к высокой требовательности, следствием чего был неизбежный, видимо, для всех неординарных учебных заведении отсев школьников: «Дважды же по вся год установлены суть испытания, то есть единова весною и единова осенью, в присутствии собрания академическаго и иных ученых людей, где слабые к вышним наукам неспособные разумы отставятся. Прилежные же и к учениям способные производитися будут». Отчисленных «...за скудость остроты» следовало «...к тем художествам определять, к которым природную склонность и охоту имеют». Действительно, многие несостоявшиеся гимназисты уходили в ученичество к мастерам вспомогательных академических подразделений – в типографию, рисовальную и гравировальную палату, в инструментальные мастерские.

Автор рассматриваемого документа Блюментрост лично занимался приглашением иностранных специалистов в академию, поэтому как никто другой понимал остроту кадровой проблемы для гимназии. В России не было своих, «природных» учителей, как не было и учебного заведения, которое таковых бы готовило, поэтому предлагалось направлять для обучения «младых отроков» лучших студентов университета, которые «верно и радетельно» учили бы гимназистов. Впрочем, студентам отводилась роль не основных преподавателей, каковыми должны были стать, видимо, иноземные специалисты, а своего рода «толкователей», поэтому в каждом классе следовало иметь двух учителей, «чтоб един из них знал по-русски говорить и писать».

Кстати, о серьезном отношении президента академии к подбору кадров для гимназии можно судить хотя бы потому, что из большого числа прибывших в Петербург зарубежных специалистов руководство гимназией он поручил проректору Кенигсбергской кафедральной школы профессору Т.З.Байеру. Думается, выбор был не случаен и обусловлен не только известностью Байера как историка и филолога, но и его опытом работы с детьми. В контракте, подписанном Байером в декабре 1725 г., предусматривались следующие обязательства: «…устроить гимназию… заведовать ею, управлять… назначать часы и предметы преподавания, вводить учебные руководства и методу преподавания…». Байер стал первым ректором и инспектором гимназии и занимал эти должности соответственно до 1735 и 1738 г.

Основной задачей гимназии явно считалась подготовка учащихся к высшему образованию – университету, о чем, хотя и косвенно, говорит следующая цитата: «...А чтобы и тем довольно учинилося, которые высоким наукам учиться не могут, но однако ж другия художества, в житии человеческом преполезныя, перенимать желают, четыре человека к тому делу определены, которым впредь другие прибавлены будут: К.Шесслер... арифметику, геометрию, тригонометрию и оптику толковать будет... X.Марселий... архитектуру гражданскую... Г.Гессель... рисовать учить будет. К.Оснер ваятельное художество... покажет». Итак, неспособные к «высоким наукам» могли учиться «художествам», по сути, ремеслам. Но даже ремесленное обучение было не простой передачей профессиональных навыков, а предполагало широкую образовательную программу. Не случайно лучшие наборщики, граверы, инструментальщики XVIII столетия работали при академии. Именно здесь их и готовили.

В 1733 г. в академическую канцелярию поступила записка с предложениями по усовершенствованию гимназической деятельности. Ее составил адъюнкт И.Э.Фишер по поручению нового президента академии Кайзерлинга. Фишер преподавал в гимназии и хорошо знал ее состояние. Он исходил из того, что «...гимназия по своему статусу выше обычной школы, поэтому кроме латыни необходимо изучение французского и греческого языков, латинской поэзии, истории цивилизаций, политической географии, риторики, логики и морали». Фишер предлагал и собственные методические приемы преподавания. Как специалист-филолог он утверждал, что «...древних авторов следует изучать и толковать не разом, а поочередно, во всяком случае, не более двух и обязательно разноплановых. Например, одного поэта, а другого – историка». Фишера беспокоил большой отсев гимназистов, для уменьшения которого следовало «...наполнить школу надежными учениками, для чего учредить 30 стипендий». Стипендия должна была составлять 4 руб. в месяц в младших классах, 5 – в среднем и 6 – в старшем. Фишер подсчитал, что общая годовая стипендиальная сумма составит 1600 руб., а содержание гимназии в целом обойдется в 4000 руб. Он убеждал, что лишний расход быстро окупится, так как из стипендиатов будут подготовлены, в частности, учителя школ, которые непременно возникнут в России. Значительно дешевле иметь своих учителей, чем выписывать их из-за границы.

Записка Фишера осталась нереализованной, поскольку заказчик проекта Кайзерлинг, пробыв на посту президента академии около полугода, перешел на дипломатическую службу. Его преемник – барон фон Корф – в январе 1735 г представил в Сенат доношение, в котором напоминал, что по «прожекту Петра «об Академии наук» обретающиеся при оной профессора не токмо собственными своими изобретениями науки в большее совершенство приводить, но притом и молодых людей в оных обучать долженствуют». Из дальнейшего текста очевидно, что предложения Фишера не были забыты. Развивая их, Корф писал, что для лучшего исполнения второй задачи академии – обучения юношества – «надлежит … сначала 30 человек молодых людей доброго нрава и довольныя надежды выписывать и содержать, и не токмо в приличных, но и вышних науках так обучать, чтобы они со временем государству полезныя услуги показывать могли. Содержание оных станет, по исчислению, в 3678 рублев 25 копеек».

Указом Сената от 13 января 1735 г академия получила право содержания за счет казны 20 учащихся, для чего ежегодно должно было выделяться 3000 руб. Так в гимназии появились «казеннокоштные», или «жалованные» ученики, составившие ту «надежную» часть контингента, о которой мечтал в своем проекте Фишер.

Одна проблема была решена, но оставалось много других, поэтому в августе 1737 г вышло распоряжение президента Корфа: «… для лутчего при Академии порядка и учреждения, о содержании учеников и об обучении учинить особливую комиссию». В нее вошли профессора Байер, Гольдбах, Крафт и Эйлер [4, т. III, с. 470]. В связи с работой комиссии появилась серия новых «прожектов» по усовершенствованию академической школы.

В 1747 г. появился долгожданный официальный академический устав, на основе которого в следующем году был составлен и утвержден устав гимназический. Первый – Регламент Академии наук и художеств, решая проблемы учебных заведений, отразил намерение сохранить и упрочить органическую связь гимназии с университетом и, по сути, определил ее главную задачу как предуниверситетской школы: «А чтоб впредь сие число студентов могло всегда наполняться, то учредить гимназию*, при которой 20 человек молодых людей содержать на коште академическом и годных производить в студенты, а негодных отдавать в академию художеств». При этом академия не собиралась понижать требования к качеству обучения: «...президент должен экзаменовать учеников в гимназии и студентов в университете, из чего узнать можно бы было труды учащих и прилежание и успех учащихся». Качеству преподавания посвящалась и следующая установка: «Учители все обучать должны на русском языке, а профессора – на латинском», что, скорее, являлось целью, нежели констатацией существующего – русскоязычных учителей пока не хватало.

* Слова «учредить гимназию» не должны вводить в заблуждение: в регламенте задачи всех академических подразделений и обязанности должностных лиц определяются именно с 1747 г., что не означает отсутствия их предыдущей деятельности. (Прим. авторов).

Полный гимназический курс состоял из 11 «языков и наук... кроме православныя веры греческого исповедания», то есть из 12 предметов, для преподавания которых, как сказано в Положении, «...потребны 11 учителей». Число классов было сокращено до четырех, что объяснялось лаконичной фразой: «по нынешним обстоятельствам». А обстоятельства состояли в том, что в 1747 г. сгорело здание Кунсткамеры, где располагались гимназия и университет. В доме барона Строганова, арендованном для «погорельцев», гимназия получила только четыре помещения, что и определило, собственно, число классов.

Школа по-прежнему делилась на немецкое (нижнее) и латинское (высшее) отделения, по два класса в каждом. Общий срок обучения определялся в семь лет, из них три года отводилось на нижнюю ступень, четыре – на высшую. Поскольку существовали и другие мнения о продолжительности гимназического обучения, Положение не просто устанавливало «семилетку», но и убеждало в необходимости именно этого срока: «В семь лет можно мальчика хорошо наставить, так что он способен будет учение свое в университете далее продолжать, и ежели мальчик 10 или 12 лет в школу придет и оные семь лет прилежно учиться станет, то он не стар еще будет к продолжению учения». Из приведенной цитаты видно, что впервые поставлен вопрос о возрасте поступивших в гимназию. Действительно, сохранившиеся списки учащихся показывают, что в одном классе находились 7-летние дети и 20-летние юноши, что конечно, ставило учителей в сложное положение. Впредь этого не должно было случаться, так как Положение объявляло: «Никакого ученика, которому больше 10 лет от роду и который еще ни писать, ни считать не умеет, в академическую службу принимать нельзя: но буде он умеет уже читать и писать, то такого и 12 лет принять можно. Но ежели старее будет и ничему еще не учился, то нельзя много надеяться о будущем его успехе».

Документ содержит расписание уроков на неделю для каждого класса. Обучение для всех было шестидневным, занятия продолжались по шесть-семь астрономических часов. Нагрузка для того времени была немалая, не все, видимо, считали ее оправданной, особенно для младших классов. Споря с этими неизвестными нам оппонентами, Положение гласило: «Но, может, кто возразит, что немецкая школа весьма многими лекциями отягощена и подлежит некоторые из них до латинской школы оставить... однако все желают учиться всему тому, что к пользе их касается. И подлинно, ежели спросят, к которым то языкам и наукам дети сего государства склонность еще имея, их любят и оным учиться охотятся, то оные числятся: немецкий и французский язык, арифметика, геометрия, каллиграфия, рисовальное художество и танцованье». Учебный план предусматривал регулярное проведение экзаменов с обязательным присутствием на них профессоров академии, а в годовых (переводных) экзаменах должен был участвовать и президент. Для осуществления административных функций был «...определен ректор, которому как за учащими, так и за учащимися поручено смотреть... и неусыпно стараться о приращении гимназии...»

В сентябре 1748 г. в гимназии было 57 учеников, среди них – несколько «взятых на пробу». Такая категория учащихся в уставных документах школы не упоминалась вовсе. Видимо, она появилась в результате поисков новых путей пополнения контингента. Однако, борясь за количественные показатели, гимназия по-прежнему не снижала требований к качеству: из четырех «пробных» учеников двое по представлению ректора И.Э.Фишера отчислены, так как «...в учении малый успех показывают». По той же причине ректор просил Академическую канцелярию «из гимназии выключить и определить... при Академии художеств» еще одного школьника. Вряд ли такое было возможно при отсутствии учеников.

В 1754 г. ректор гимназии С.П.Крашенинников и инспектор К.Ф.Модерах составили характеристики на 61 ученика. Они выглядели так:

«1. Филипп Федоров, 18 лет. В гимназии с 1748 г. май 22. Обучается в латинском, верхнем немецком и геометрическом классах. Посредственного понятия и слаб здоровьем...

3. Василии Матвеев, 15 лет. В гимназии с 1750 г. октябрь 25. Годовое жалование 30 руб. Учится в верхнем латинском, верхнем немецком и геометрическом классах. Преизрядного понятия и честных поступков».

Эти документы – показатель неформального индивидуального подхода к гимназистам, который, вероятно, и помогал преодолевать трудности, связанные с их разноуровневой подготовкой.

Факты свидетельствуют, что медленно, ценой частичного отступления от задуманного, достигалось главное: гимназия наполнялась учениками, которые «ум свой к учениям простирают и оным себя посвящают», а в преподавательском штате половину мест стали занимать свои, «доморощенные» учителя.

Достижения были налицо, но недостатков, пожалуй, сохранялось больше. Их преодоление стало целью реформ учебной части академии, которые с полным основанием называют ломоносовскими.

***

Имя адъюнкта Михаила Ломоносова впервые появилось в Каталоге академических лекций в 1742 г. Его влияние на деятельность университета и гимназии стало особенно заметным в 50-е годы. Яростная полемика Ломоносова с Шумахером и К° хорошо освещена в литературе. Накал страстей был велик, поэтому нельзя абсолютизировать эмоциональные высказывания, допускавшиеся в пылу спора обеими сторонами. Добиваясь полной свободы для проведения своих реформ, доказывая их срочность и необходимость, Михаил Васильевич действительно заявлял, что дела гимназии находятся в «весьма худом состоянии», что «... в гимназии каково расположение было, из того видно, что ни един школьник в студенты из ней не выпущен...». Безусловно, эти заявления делались из соображений риторических, для большей убедительности. Категоричность суждений была в этот момент необходима Михаилу Васильевичу. Возможно, именно она заставила президента академии К.Г.Разумовского принять сторону Ломоносова, что и обеспечило его победу над противником. В 1757 г. он был назначен членом Академической канцелярии, а в 1760 г. в его единоличное ведение были переданы университет и гимназия – «два департамента суть наинужнейшие к приращению наук в отечестве», как определил их сам Ломоносов.

Его первым нововведением в гимназии стало учреждение «российских классов», в которых были организованы циклы занятий по изучению русского языка и русской истории. Ломоносов стремился к тому, чтобы все предметы, кроме иностранных языков, преподавались по-русски, и только философия – по латыни. В отсутствии «русскоязычного» обучения Ломоносов видел косвенное сословное ограничение для многих потенциальных гимназистов, против чего резко возражал. Известно, что попытки «одворянивания» академической школы делались неоднократно. Еще при ее открытии «для юношей благородных, в академическом доме живущих» был назначен надзиратель И.К.Геринг, наблюдавший, чтобы «те, которые в знатнейшем на сем государстве достоинстве рождены, не токмо разным наукам обучались, но ко всякой учтивости и к приятному обхождению с людьми привыкали». В декабре 1734 г. «... 4 русских ребят в академию прислано...». В приеме им было отказано на том основании, что гимназия «токмо для благородных и других знатных людей детей учреждена».

В ответ на предложение Фишера прекратить допуск к академическому обучению представителей «подлейшего» сословия, Ломоносов писал: «...удивления достойно, что не впал в ум господину Фишеру, как знающему латынь, Гораций и другие ученые знатные люди в Риме, которые были выпущены на волю из рабства, когда он толь презренно уволенных помещичьих людей от Гимназии отвергает, не вспомнил того, что они в Риме не токмо в школах с молодыми дворянами, но и с их отцами за одним столом сидели...». Защищая право на образование каждого желающего, Ломоносов ссылался на примеры других европейских государств, где «ни единому человеку не запрещено в университетах учиться, кто бы он ни был, и в университете студент тот почтенней, кто больше научился, а чей он сын, в том нет нужды». Академическая гимназия так и осталась всесословной. Преобладали в ней разночинцы и солдатские дети, но вместе с ними учились дети дворян различных состояний, сыновья сенаторов, генералов, чиновников.

«Российские классы» стали любимым детищем Ломоносова. По его просьбе сюда пришли в качестве преподавателей адъюнкты С.Разумовский и М.Софронов, наиболее способные студенты университета Д.Макеев и Д.Легкий. Заботился Ломоносов и о латинских классах, готовивших гимназистов к университетским лекциям, которые читались по латыни. Здесь работали адъюнкты Н.Н.Матонис и Г.В.Козицкий, «имена которых, – замечает Е.С.Кулябко, – могли бы украсить историю всякого учебного заведения».

Реформа гимназии сопровождалась жесткими дисциплинарными мерами. В 1763 г. за недостойное поведение были уволены три учителя, хотя их педагогическая деятельность оценивалась высоко. Более того, Ломоносов учредил должность специального надзирателя – педеля, который должен был наблюдать за своевременным приходом и уходом учителей и докладывать о нарушениях в еженедельных рапортах. Все учителя получили инструкцию, которая предписывала «во время опасного перехода при вскрытии реки и когда лед становится, пребывать на Васильевском острове», потому что «сие от них в отговорку принято не будет, когда за таким от них отлучением классы праздны останутся».

Ломоносов запретил преподавателям выбирать учебные руководства по своему усмотрению и категорически требовал использовать только те пособия, которые рекомендует канцелярия (то есть сам Ломоносов). Против этого пытался возражать профессор И.А.Браун: «...Надлежит оставить нечто и на смотрение и благоразумие учащего... ибо при образце учения не можно дать столь строгих предписаний, чтобы по усмотрению обстоятельств нельзя было чего отменить». Возражений Ломоносов не принимал, сохранив жесткий контроль за учителями и, конечно, за гимназистами, надзор за которыми вменялся в обязанность и преподавателям, и педелю. Основным контрольным мероприятием для школьников были экзамены. С особым пристрастием экзаменовали старшеклассников, чтобы выяснить, «кто из гимназистов может перейти к более глубоким занятиям и кто из них может быть допущен к слушанию лекций профессоров».

Еще одним новшеством в жизни гимназии стал перевод «казеннокоштных» учеников с денежного довольствия на натуральное и создание для них академического общежития. Убеждая своих коллег в необходимости таких перемен, Ломоносов подготовил речь, где утверждал, что подобное нововведение «есть прекрасная надежда получить в Академической гимназии избраннейших и алчущих учения юношей, обучая которых, вы можете с лучшей стороны показать отечеству свое рвение. Ведь до этого учащиеся, рассеянные по обширнейшему городу, тратили большую часть времени на долгий путь или на служение своим родителям, совращались дурными примерами в порочную жизнь, мерзли голодные, в рваной одежде и были чужды всякой любви к учению, а теперь, соединенные в общежитии, прилично одетые, имея достаточное питание, они могут употреблять и употребляют все свое время на занятия... Вынесите постановление об этом полезном для отечества деле... и о той славе и благодарности, которые вы получите от распространения наук в нашем государстве». Ломоносов просил выделить 1800 руб. на устройство общежития и на содержание 60 «казеннокоштных» гимназистов из расчета по 30 руб. на каждого.

Ломоносову выделили две трети запрашиваемой суммы, то есть 1200 руб., но задуманное он осуществил. В 1761 г., получив от студентов и гимназистов жалобу, «что им приготовляется пища всегда одинакая, что-де им уже наскучила», Ломоносов распорядился «приготовлять ествы разные... по приложенному при сем расписанию попеременно...». Далее следовал составленный самим Ломоносовым перечень блюд, где преобладали рыбные продукты и овощи. Например, рекомендовалось «рыбы варить и жарить»: осетрину, белугу, лосося: каши готовить: гречневую, просовую, овсяную, пироги печь: с капустою, с груздями, с гречневой кашей и снетками; давать овощи: огурцы, редьку, свеклу...». Полный перечень включал 19 наименований, что позволяло составлять ежедневно довольно разнообразное меню.

Значительную часть своих сил и времени Михаил Васильевич, безусловно, отдал Академической гимназии, так как считал, что без нее «университет как пашня без семян». «Порученные мне единственно департаменты – университет и гимназия, не взирая на великие соперников противления и хулу, состоят в хорошем порядке», – писал Ломоносов. В 1765 г. его не стало. Многое из задуманного осталось не реализовано. Не состоялась долгожданная инаугурация университета. Не осуществился архитектурный проект строительства комплекса зданий, который объединил бы все отделы академии в одном месте – на Стрелке Васильевского острова. Наиболее остро «жилищная» проблема стояла перед учебными «департаментами» академии. С 1747 г. (после пожара в Кунсткамере) университет и гимназия в весьма стесненных условиях располагались в доме баронов Строгановых, а в 1756 г. они были переведены в арендованный дом на углу 15-й линии и набережной Большой Невы. Здание принадлежало подворью Троице-Сергиевой лавры. Оно было достаточно просторным, но крайне ветхим. Инспектор гимназии академик С.К.Котельников в 1764 г. сообщал в канцелярию: «Починка зачиналась очень поздно и никогда не приходила к окончанию, отчего дом беспрестанно приходил в большое разрушение и живущие в нем претерпевали зимой от холода нужду. ...Учители в зимнее время дают в классах лекции, одевшиеся в шубу, разминаясь вдоль и поперек по классу, и ученики, не снабженные теплым платьем и не имея свободы встать со своих мест, дрогнут, от чего делается по всему телу обструкция и потом рождаются короста и скорбут, которых ради болезни принуждены оставить хождение в класс».

Ценой огромных усилий Ломоносов добился покупки для академии дома баронов Строгановых. Переговоры по этому поводу шли почти 9 лет, в мае 1764 г. была подписана купчая, а переезд учащихся состоялся лишь осенью 1765 г. Ломоносова уже не было. Приобретенное его стараниями здание оставалось гимназическим домом почти 30 лет. В 1793 г. специально для Академической гимназии было построено здание на 7-й линии. Из названных строений до сегодняшних дней сохранилась лишь Кунсткамера. Она – символ многих российских начинаний, и, думается, будет справедливо, если установленная на ее фасаде мемориальная доска, увековечив память о «триединой» академии, станет напоминанием о неразрывности науки и образования, их взаимной необходимости.

Доказательство тому – деятельность Академической гимназии; ее статус и действительный авторитет в начале 1790-х годов были таковы, что современники нередко предпочитали называть ее «при Академии устроенным училищем».

Петербургская академическая «триада», как и было задумано ее учредителями, на протяжении XVIII столетия способствовала «расположению наук в народе», играла роль «рассадника» просвещения. Сотрудники академии и ее выпускники перевели на русский язык лучшие учебные пособия того времени – Эйлера, Крафта, Кестнера, Бюффона... Благодаря трудам В.Е.Адодурова, М.В.Ломоносова, В.П.Светова, А.А.Барсова «наука впервые заговорила у нас на родном языке – событие в высшей степени важное не только в истории русского языка, но и в истории русской образованности вообще». Огромное значение имела деятельность «Собрания, старающегося о переводе иностранных книг», фактическим главой которого был Г.В.Козицкий. Под его руководством было переведено 112 книг, среди них – труды Вольтера, Мабли, Монтескье, Руссо, множество статей из французской «Энциклопедии» Дидро и Д’Аламбера. Сам выпускник академии, Козицкий привлек к работе других ее питомцев – Я.П.Козельского, В.П.Светова, А.Я.Поленова.

В 1755 г. «открывать» Московский университет Ломоносов отправил своих академических питомцев, выпускников гимназии Н.Н.Поповского, А.А.Барсова, Ф.Я.Яремского. В следующем году к ним присоединился А.А.Константинов. Н.Н.Поповский стал первым профессором Московского университета и «притом одним из его лучших и даровитых профессоров. Фактически он открывал Московский университет чтением «философических лекций» в июле 1755 г.».

В 1805 г. 50 воспитанников Академической гимназии, бывших на иждивении академии, были переведены в Санкт-Петербургскую гимназию, которая находилась в ведении Педагогического института (преобразованного позже в университет). При этом академия брала обязательство содержать названных гимназистов на свои средства и, следовательно, готовить их для себя, как это делала Академическая гимназия. Сложная трансформация академических учебных заведений в начале XIX в. требует дальнейшего изучения. Бесспорно одно: эти учебные заведения – корни сегодняшних Санкт-Петербургского государственного университета и его Академической гимназии.

***

Идея непрерывного образования, заложенная Петром, нашла свое развитие во второй половине XX в. В 1963 г. по инициативе академиков А.Д.Александрова, А.Н.Колмогорова и М.А.Лаврентьева были организованы специализированные школы-интернаты физико-математического и химико-биологического профиля при крупнейших университетах СССР – Московском, Ленинградском, Новосибирском и Киевском. В соответствии с Постановлением Совета Министров СССР (от 23 августа 1963 г. № 905), конкурсный отбор в эти интернаты должен был проводиться университетами при поддержке местных органов народного образования среди учащихся городских и сельских школ, «проявивших способности к овладению естественными науками». Набор осуществлялся в три старших класса, контингент должен был составлять 360 человек. В том же постановлении предлагалось для проведения занятий «в специализированных школах привлекать профессоров и преподавателей» соответствующих университетов, «засчитывая их преподавательскую работу в этих школах-интернатах в нагрузку по основной работе».

Вся страна была разбита на четыре больших региона, закрепленных за перечисленными университетами. Ленинградский государственный университет отвечал за Северо-Запад России и Прибалтику. Дважды в год его преподаватели выезжали в административные центры республик и областей этого региона (всего 13 адресов) для проведения вступительных экзаменов и собеседований.

По сути дела, с 1963 г. начала функционировать общесоюзная система работы с интеллектуально одаренными детьми, как это стало называться в последние годы, причем нетрудно заметить, что основополагающие принципы организации специализированных интернатов во многом перекликались с идеями, реализованными в Академической гимназии времен Петра. Среди них отметим: отбор учащихся исключительно по способностям, большую учебную нагрузку, высокий уровень преподавания и требований к качеству знаний, переводные зачеты и экзамены с отчислением несправившихся с учебным планом, а также наличие интерната, где живут иногородние учащиеся (80-90% контингента) и часть городских. При этом практически все воспитанники – «казеннокоштные».

В специализированной школе-интернате № 45 при Ленинградском государственном университете

(ФМШ-45), размещенной в двух зданиях (учебный и спальный корпуса) по ул. Савушкина, 61. занятия начались 16 октября 1963 г. Это было уникальное учебное заведение как по контингенту учащихся – победители олимпиад, отличники в прежних школах, что и понятно при конкурсе в несколько десятков человек на место, так и по составу преподавателей – в основном сотрудники университета, активно занимающиеся наукой. При таком преподавательском составе создавалась неповторимая атмосфера, особый стиль общения учеников с учителями.

В создании этой школы огромную роль сыграли А.Д.Александров, Д.К.Фаддеев и Ю.В.Линник, которые во многом определили характер образования, особенно математического. Одним из наиболее активных математиков младшего поколения, участвовавших в организации школы, был М.И.Башмаков. В 60-70-е годы в интернате вели занятия математики В.А.Рохлин, Д.К.Фаддеев, А.М.Вершик, О.А.Ладыженская, М.З.Соломяк, А.А.Суслин, О.Я.Виро; формирование стиля математического образования во многом связано с именами Ю.И.Ионина и Б.М.Беккера.

Основы физического образования в интернате были заложены С.Э.Фришем, Н.И.Калитеевским и развиты А.С.Кондратьевым, Е.И.Бутиковым, затем А.А.Быковым. Становление химического образования связано с именами С.А.Щукарева, А.Н.Мурина, А.Б.Никольского, затем – А.А.Карцовой; биологического – с именами А.С.Данилевского, А.А.Ниценко, Ю.И.Полянского, а также Е.Л.Нинбурга. Можно долго перечислять имена выдающихся деятелей науки – сотрудников университета и институтов Академии наук, преподававших в разные годы в университетском интернате. Еще более внушительным окажется список выпускников интерната, успешно ведущих научную и педагогическую деятельность в университетах и крупнейших научных центрах всего мира: Д.А.Болибрух, А.С.Меркурьев, А.Е.Кучма, А.Б.Валиотти, А.А.Казанский, Н.Ю.Нецветаев, О.И.Пугачев, И.Фесенко, В.Каплуновский и многие, многие другие. Замечательно, что немалое число выпускников преподавало в alma mater.

В конце 80-х годов на базе университетов были организованы специализированные учебно-научные центры, занимающиеся проблемами среднего образования. В Санкт-Петербурге такой центр называется Академической гимназией. Физико-математическая школа-интернат № 45 перешла в структуру университета в 1990 г., а 25 января 1991 г. ректор университета, академик С.П.Меркурьев подписал приказ «Об организации Академической гимназии» и утвердил ее Устав.

Академическая гимназия является структурным подразделением Санкт-Петербургского университета, решает вопросы предуниверситетского образования и призвана реализовывать региональную политику университета в этой области. Полномасштабное осуществление этих функций, связанных со взаимодействием с десятками тысяч школьников и сотнями учителей, требует достаточно сложной организационной структуры. Помимо собственно школы (гимназии) и интерната, в нее входят учебно-научные и исследовательские лаборатории, заочная школа по предметам естественнонаучного и гуманитарного цикла, информационно-издательский отдел, отдел нового набора и внешних связей, лаборатория психофизиологической поддержки, информационно-вычислительный отдел и другие необходимые подразделения. Кроме того, расширяется взаимодействие гимназии со всеми факультетами университета, что привело к созданию в 1993 г. в гимназии гуманитарных (историко-филологических) классов, появлению геоэкологической и астрономической специализаций, планируется организация общественно-научных классов.

Важным этапом в жизни Академической гимназии должно стать ее возвращение в историческую часть Петербурга, колыбель университета – на Васильевский остров. Соответствующее распоряжение было подписано мэром еще в 1996 г., и дело только за окончанием реконструкции предназначенных для гимназии зданий по адресу: переулок Каховского, 9. В ожидании этого события часть классов Академической гимназии уже с 1992 г. занимается в университетских помещениях на Васильевском.

Академическая гимназия Санкт-Петербургского государственного университета не только по названию, но и по самой своей сути является преемницей Академической гимназии XVIII в., развивая и приумножая идеи и традиции российского университетского образования. 

С.Н.Лисицкая , С.П.Зеленин, А.Д.Ноздрачев

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2003 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков