Универсанты

Арифмометр —
            сводник и провокатор

Венера Галеева

Профессор Иосиф Владимирович Романовский коллекционирует планы городов, любит разные книги и держит на стенах только те картины, которые на него хорошо действуют. Недавно Иосиф Владимирович получил звание заслуженного деятеля науки РФ.

Иосиф Владимирович Романовский.

Родился Иосиф Владимирович в 1935 году. Его отец заведовал кафедрой теоретических основ электротехники в Институте им.Бонч-Бруевича. Любовь к математике унаследована от него. Дед по материнской линии, Леонид Владимирович Шервуд, был скульптором. В химической аудитории НИХИ стоят фигуры Бутлерова и Менделеева его работы. На время войны маленький Иосиф Романовский был эвакуирован в Свердловск, где поступил в школу. А в восьмом классе стал ходить в математический кружок Дворца пионеров.

— А вам не было обидно, что пока ваши сверстники играют в хоккей на улице, вам приходится решать задачки по математике?

— Нет, ну что вы! Хоккея, кстати, тогда не было, мальчишки на улице играли в футбол. Ученики легкоатлетической школы В.А.Алексеева занимались на пустырях. А мне больше всего нравилось заниматься математикой, и в кружок я и мои приятели ходили с удовольствием. Никто нас не заставлял решать задачи, мы этого хотели сами. Многие ребята из кружка впоследствии решили поступать на математико-механический факультет, и примерно половину из них не пропустили на вступительных экзаменах и собеседовании — в большинстве это были медалисты. Меня в том числе. Шел пятьдесят второй год. Я поступил на геологический факультет. Но через год я оказался-таки на матмехе.

Когда нас не приняли, руководитель кружка Илья Яковлевич Бакельман стал заниматься с нами математикой по вечерам один-два раза в неделю. Кстати, его тоже никто не обязывал делать это. Потом зимой на матмехе объявили конкурс по решению трудных задач. От обычной олимпиады он отличался тем, что на решение конкурсных заданий отводилось два-три месяца. Когда председатель жюри, профессор Юрий Владимирович Линник (а в дальнейшем член-корреспондент и академик) захотел посмотреть одну из поданных на конкурс работ, ему показали мою: там все задачи были решены. Линник захотел перетащить меня на матмех. Ведь весна пятьдесят третьего кардинально отличалась от предыдущей осени: умер Сталин. Линник вызвал меня к себе и спросил, хочу ли я перейти на математико-механический факультет. Я сказал, что подумаю.

— А почему вы не дали свое согласие сразу же?

— Из упрямства. Я безумно хотел на матмех, сбывалась моя мечта. Но соглашаться сразу, по первому предложению, после того как меня несправедливо отсеяли при приеме... Я попросил немного времени на размышление. И, естественно, согласился. Я сдал в мае геологическую сессию, а в июне обе математических. Когда я был на консультации по матанализу, Г.М.Фихтенгольц сказал: “Ну, вы геолог, трудно учить математику?”. Я из того же упрямства ответил “Геологию труднее”. И тут Григорий Михайлович сказал “Да, мне, наверное, санскрит тоже было бы труднее учить”.

— Кто-нибудь еще из ваших товарищей по кружку стал известным ученым?

— Очень интересна история Алексея Вернера. У всех непринятых были “неполадки” в графе национальность. У Вернера, в отличие от остальных, отец — немец, его отсеяли как сына репрессированного. Ему удалось поступить на дефектологический факультет Института имени Герцена. Но ему не суждено было посвятить себя педагогике для глухих или слепых детей, потому что с ним случилось настоящее чудо. Примерно через месяц его декан встретил декана физико-математического факультета и сказал ему: “Знаете, у меня есть парень, который просто создан для физмата. Возьмите его к себе”. Вернер окончил физмат, защитил кандидатскую и докторскую диссертации, стал профессором, был заведующим кафедрой и деканом физмата.

Другой мой товарищ по кружку, Самуил Гейсберг, после того как его не приняли, уехал в Тарту, там окончил университет, вернулся в Ленинград, через несколько лет уехал в США, основал компьютерную фирму, достигшую больших успехов, долгое время “работал миллионером”.

Но по-настоящему знаменитым стал Рудольф Казаринов, который, окончив физмех Политехнического института, сделал работу по физике лазеров с Ж.И.Алферовым в

1964 г., положившую начало серии исследований, удостоенной Нобелевской премии. Он плодотворно работал сначала в Физмехе им. Иоффе, а затем в Bell Laboratories.

— Вам также было суждено учиться именно на матмехе, ведь год на геологическом факультете не заставил вас изменить избранной стезе.

— Если бы я сразу оказался на матмехе, то был бы иначе образован. Я считаю, что учеба на геологическом факультете была мне полезна. На всю жизнь запомнился курс кристаллографии. Полезны были занятия по геодезии, где приходилось много считать — тогда вручную. На общей геологии нам рассказывали о гипотезе дрейфа материков и утверждали, что наши советские ученые эту гипотезу опровергли. Это несмотря на то, что контуры континентов “вдвигаются” друг в друга, и даже месторождения вдоль этих контуров согласуются друг с другом! Опровергатели подсчитали, какая энергия нужна для дрейфа материков, и заявили, что нигде в природе нет источника такого количества энергии. Значит, если мы чего-то не знаем, то этого и быть не может.

Думаю, что если бы я продолжил учиться на геологическом, я бы занимался именно дрейфом материков. У меня даже курсовая была о тектонических явлениях.

— Но в области математики вы достигли многого. Звание заслуженного деятеля науки, недавно присужденное вам, — это венец предыдущих заслуг или стимул для новой работы?

— Хочется, конечно, говорить о новых свершениях, но к семидесяти годам понимаешь, что силы уже не те. А интересного кругом очень много. Например, у нас на факультете появился демонстрационный компьютер, на котором во время лекции можно прямо запускать программу, которая покажет детали работы сложного алгоритма. Но готовить такие программы к лекции долго и трудно. Мы постепенно накапливаем такие программы, привлекаем к их разработке студентов, даже первокурсников.

— Вы честолюбивы?

— Мне хочется верить, что нет. Честолюбие ученого должно проявляться не в званиях и наградах. Когда наши студенты добивались высоких мест на мировой олимпиаде по программированию, они часто говорили “Самое главное — что мы ЛИТМО обошли”. Хотя отношения между командами самые теплые. Вот еще забавная форма мотивации. Был такой замечательный математик, Борис Николаевич Делоне, он воспитал много ученых, в том числе и знаменитого ректора нашего университета, Александра Даниловича Александрова. Когда студенты к нему приходили заниматься на дом, он иногда жене говорил: “Ты их сегодня котлетами не корми — они ничего не решили”. Дело ведь было не в кормежке, это была форма оценки результата.

— Вы специалист в программировании. Сказывается ли это на вашем мироощущении?

— Конечно. Иногда я чувствую себя эдаким арифмометром. Слушаю сообщения по телевизору и на ходу придираюсь. Компьютерная программа — это текст, где важна любая деталь, а мелочей не бывает. Вот, например, некоторое время назад группа московских строителей обратилась к Патриарху Всея Руси с предложением переименовать станцию метро “Кропоткинская” в метро “Храм Христа Спасителя”, и Патриарх это одобрил. Но ведь в священном писании сказано: не поминай всуе имя Господа твоего. Если бы станцию переименовали, в разговорной речи постоянно возникали бы фразы вроде: “вы на Христа Спасителя выходите?” Я — атеист, и такие вещи мне, казалось бы, должны быть безразличны, но мне это было неприятно. Я был рад, когда несколько недель спустя комиссия по переименованиям отклонила предложение строителей именно по этой причине. Есть определенные правила, которым должны следовать люди, занимающие высокое положение. У Дюма есть мелкий штрих: когда фрондеры жаловались герцогу Орлеанскому на новый налог, он выслушал их и сказал: “Посмотрим”. Дюма добавляет: “Как и полагается принцу”. Я как программист такие вещи чувствую. Существует вполне объяснимый регламент поведения.

— Вы строгий человек?

— К сожалению, нет. И многие вещи хуже делаю, чем мог бы, будь я немного строже. Со студентами я, наверное, не очень строг.

— А как вы удерживаете их внимание во время трудной лекции?

— Способы удержать внимание у всех лекторов общие. Очень полезны лирические отступления. Иногда они превращаются в так называемые профессорские шутки, которые повторяются из года в год без изменений. Например, я рассказываю про некие объекты хранения информации, которые называются “ведрами”. Когда таких объектов несколько, то тот, о котором идет речь в данный момент, принято называть “текущим”. Текущий вектор, текущее уравнение — это звучит нормально. Но вот “текущее ведро”… Студентам это кажется забавным.

А Г.М.Фихтенгольц, рассказывая об одной задаче, говорил: “Это похоже на загадку: маленькая, красненькая, а внутри вишневая косточка. Что это такое?” Так он разряжал умственное напряжение аудитории. А на экзамене одна студентка, отвечая по этому билету, так и сказала Григорию Михайловичу: “Ну, это похоже на загадку: маленькая, красненькая…” Фихтенгольц рассердился страшно. Девушка ничего не поняла из лекции, просто записала слово в слово.

Я стараюсь говорить о практических применениях той математики, которую излагаю. Это дает, по-моему, хороший отдых. Например, когда я говорю о кодах, часто полезно упомянуть о кодах Брайля для слепых. А заодно и о замечательной личности самого Луи Брайля.

— Университет для вас это рабочее место, родная среда или возможность реализовать свой потенциал?

— Конечно, родная среда. Иначе и быть не может. Даже олицетворение университета – коридор здания Двенадцати коллегий, мною воспринимается несколько иначе, чем, например, нынешними студентами. Как геолог я учился как раз в Главном здании и до сих пор помню, где что было. Там, где сейчас находится секретариат Ученого совета, мы занимались английским языком. А в Актовом зале нам читали основы марксизма-ленинизма. Там еще висел плакат, очень правильный, если вдуматься: “Сталин — это Ленин сегодня”.

— В восемьдесят девятом году вы открыли редакции газеты “Ленинградский университет” возможности компьютерного набора и верстки. Что вас подвигло к этому поступку?

— Свойства характера. Я считаю, что самые главные мои качества это то, что я сводник и провокатор (в хорошем смысле этих слов). Если я знаю что-то перспективное, то начинаю об этом рассказывать всем вокруг.

Буквально в эти дни я втравился сам и втравливаю окружающих в сбор книг для библиотеки Карлова университета в Праге. Во время наводнения у них погибла уйма книг, в том числе на русском языке, которые мы здесь легко можем собрать и им отправить.

С компьютерной же версткой дело было так. В Америке есть профессор Дональд Кнут — замечательный математик и программист. Кнут захотел написать всеобъемлющее сочинение “Искусство программирования”, по его предварительному плану должно было получиться семь томов. Он написал первый том, потом второй. А потом решил, что первый нуждается в некоторых исправлениях. Когда Кнут взялся переписывать второй том, не дойдя до третьего, он понял, что дальше так нельзя. Он на несколько лет отвлекся от своего фундаментального труда и создал специальную компьютерную систему, которая называлась ТеХ. Эта система предназначена для набора математических текстов с формулами. Сейчас я готовлю третье издание своего учебника по дискретному анализу: набираю его сам, это экономит массу времени и помогает избежать ошибок набора. Спасибо Кнуту. Мы можем гордиться, что наш Ученый совет избрал его нашим Почетным доктором.

А тогда, в конце восьмидесятых, я пытался уговорить наше издательство выкинуть старые гутенберговские литеры и начать работать по-новому. Бесполезно. Но наиболее восприимчивой к новому способу набора оказалась Наталья Николаевна Кузнецова, редактор университетской газеты, и я очень рад новому стилю общеуниверситетского издания. Может быть, под влиянием Натальи Николаевны на компьютерный набор перешло и университетское издательство.

— Наверное, вы чувствовали себя настоящим волшебником, открывая непосвященным тайны компьютерной верстки?

— Точно так же я в свое время открывал непосвященным тайны электронной почты. Я первым из сотрудников факультета завел почтовый ящик, и сказал, что готов быть почтмейстером матмеха, пока новшество не приживется. Потом организовали факультетскую почту, и это средство связи стало очень популярно. Сейчас нам доступны поистине сказочные изобретения… Например, на даче у нас мобильный телефон, я могу послать туда с моего компьютера короткое сообщение, и оно сразу же там появится. Я до сих пор радуюсь таким вещам, потому что это здорово!

А недавно у меня появилось новое увлечение. Я был в гостях у одного фотохудожника, который снимает на цифровую камеру. Он может сделать ею плакат метр на метр и “зерна” не будет видно. Он показал мне несколько сотен фотографий, которые сделал, гуляя по городу. Несколько картинок он записал для меня на компакт-диск. Теперь я тоже хочу такую камеру, займусь цифровой фотографией.

— У вас много самых разных книг на полках. Какую литературу вы предпочитаете?

— Я люблю “злобных сатириков”, от Свифта до Шендеровича. Тынянова люблю, Грэма Грина, Ф.Дюрренматта, Г.Бёлля… Когда-то зачитывался фантастикой, но потом, когда авторы поставили это дело “на поток”, стало скучно. Но есть одна фантастическая повесть, которая мне очень нравится, я регулярно ее перечитываю: “Профессия” Айзика Азимова. Там описана интересная система образования: людей “заряжают” особым способом, и они в одночасье приобретают навыки какой-нибудь профессии. В один день человек может стать дипломированным металлургом, например. Но потом он не способен не только изобрести что-то свое, но и освоить новые навыки. Учиться новому никто из “заряженных” не умеет. Главный герой признан непригодным для такой “зарядки”, его помещают в специальный приют, и он считает себя ущербным. Он читает книги, пытается сам научиться чему-то. А потом ему приходит в голову мысль: если новые изобретения все-таки появляются, значит, где-то есть незапрограммированные люди-творцы! Он хочет стать таким. И оказывается, что это было последнее испытание, которое он должен был пройти, чтобы оказаться в ряду этих творцов. На мой взгляд, эта история про нас и для нас.

Фото Александра ТАРАНА

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2002
Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков