На книжную полку универсанта

Россия, открывшаяся миру:
академические экспедиции 1768—1774 гг.*

За пять лет путешествия И.И.Лепехин познакомился с бытом, традициями, хозяйством народов России. Он дал подробное этнографическое описание, выделив “что всем сим народам есть общее” и “чем они наиболее друг от друга разнятся”. При этом ученый так определил свою методику сбора и изложения полученных сведений: “Мне случалось от них много проведать такого, о чем другие не писали. Рассказывать клочками мои примечания было бы без вкусу; и прошу дозволить старое смешать с новым и приобщить краткое описание сих народов”. Так, проезжая чувашские деревни, путешественник заметил, что они “построены не улицами, как у руских, но кучею... Каждая деревня имеет свою особливую оградою, которая околицею называется”. У калмыков он отметил “превосходство” в скотоводстве, а о “пашне [они] и не помышляют”. “Что их лошади от других отменны, всякому известно; да и рогатый скот гораздо крупнее рускаго”, — писал И.И.Лепехин.

В кабинете. Гравюра, XVIII в.
В кабинете. Гравюра, XVIII в.

Весной 1771 г. отряд И.И.Лепехина отправился из Тюмени в путешествие на Русский Север. Сотни верст пути проплыли они в парусной лодке, лишь ненадолго останавливаясь в прибрежных городах и деревнях.

После приезда в Архангельск И.И.Лепехин отправился к Белому морю и Соловецким островам. Он подробно описал жизнь и хозяйственные занятия поморов, поведал о талантливых мастерах, которые на глазах “без дальнего показания сделали настольные часы с курантами, выписным английским подобные”, и мастерицах, прядущих столь тонкие нитки, что они лучшим в Европе голландским ниткам не уступят. Это был завершающий этап путешествия...

Наиболее способным и наблюдательным помощником И.И.Лепехина в экспедиции являлся студент Николай Озерецковский. Оценивая результаты его работы, И.И.Лепехин отмечал, что “рачениями студента Озерецковского собрано немало приморских птиц и рыб, также и разных родов морских животных и растений, сверх того ничего им не упущено, что по предписанию моему от него было требовать можно: ...образ жития и нравы живущих между Архангельском и Колою”. В итоге через два десятилетия появилось написанное им интереснейшее исследование “Описание Колы”.

Итоги многолетнего путешествия по России отряда И.И.Лепехина оказались столь же значимыми, как и научный материал, собранный другим “оренбургским” отрядом, возглавляемым П.С.Палласом. В то же время между двумя академическими экспедициями было соперничество. Встретившись в июле 1768 г. во Владимире, профессор П.С.Паллас и адъюнкт И.И.Лепехин “подписали соглашение” продолжать путь “через другие деревни” и “разные дороги”, но первенство в научных открытиях каждый из них стремился сохранить за собой. Наиболее наглядно об этом свидетельствует письмо П.С.Палласа к Г.Ф.Миллеру, отправленное в феврале 1771 г. из Челябинска. “...[Лепехин] никак не может выступать в роли ботаника... ибо, находясь в путешествии, он более всего и практиковался в этой области соперничества ради, — писал Паллас. — Он вообразил, будто открыл на Урале два новых вида растений... Однако я установил, что его Iremelia не что иное, как Swertia rotata, Phetakia же это Valeriana sibirica, а я между прочим не ботаник. При случае намекните об этом... кому-нибудь... Однако я не хотел бы быть замешанным в это дело”.

Подобные научные споры легко смог бы разрешить руководитель третьего “оренбургского” отряда, доктор ботаники, профессор Иоганн Петер Фальк. Выпускник Упсальского университета, он был приглашен в Россию Академией наук по рекомендации шведского естествоиспытателя — ботаника и зоолога Карла фон Линнея и назначен директором Петербургского Ботанического сада. В академическую экспедицию И.П.Фальк выехал 5 сентября 1768 г. В состав его отряда входили студенты Иван Быков, Михаил Лебедев, Степан Кашкарев, а чучельщиком был взят Христофор Барданес. Маршрут шестилетнего путешествия проходил по Европейской России, включая Поволжье, а также по Южному Уралу и Западной Сибири. В путевых записках И.П.Фалька содержались интереснейшие сведения о населении тех мест, которые он посетил.

Профессор Фальк присылал в Академию наук из экспедиции “живых зверей”, “окаменелости, отличавшиеся редкостью и красотой. Однако в путешествии у И.П.Фалька стала развиваться опасная болезнь, которую современники называли черной меланхолией. Тяжелое психическое состояние ученого выражалось в преследовавшей его навязчивой идее о непригодности своей работы и боязни опозорить Академию наук.

Уже в 1770 г. в помощь И.П.Фальку был направлен Иоганн Готлиб Георги — химик, медик, этнограф. В апреле 1771 г. Академическая конференция приняла решение отозвать И.П.Фалька из экспедиции по состоянию здоровья. Одну часть отряда должен был возглавить И.Г.Георги, а другая должна была слиться с “оренбургским” отрядом П.С.Палласа. Но ученый не торопился возвращаться в Петербург, объясняя это “эпидемиями” и “волнениями в этих местах” яицких казаков под предводительством Е.И.Пугачева. Итог оказался трагическим — 31 марта 1774 г. И.П.Фальк в приступе черной меланхолии застрелился в Казани, оставив после себя сундук с бумагами. Написанные на отдельных листах карандашом и не отличавшиеся связностью изложения путевые записки И.П.Фалька были обработаны и подготовлены к печати И.Г.Георги.

Помимо трех “оренбургских” в академическую экспедицию в 1768 г. отправились два “астраханских” отряда. Один из них возглавил Самуил Готлиб Гмелин. Ученый прибыл в Россию в апреле 1767 г. по приглашению петербургской Академии наук из Тюбингенского университета и занял должность профессора ботаники. В научной поездке его сопровождали студенты: Николай Крашенинников, Иван Михайлов, Андреян Соколов и Яков Ключарев, рисовальщик Григорий Белов, чучельщик Сергей Тарбеев. 26 июня 1768 г. отряд С.Г.Гмелина покинул Петербург. Маршрут экспедиции проходил через Воронеж до Черкасска, столицы донских казаков, и далее на Астрахань.

В 1770 г. путешественники направились вдоль иранского побережья Каспийского моря. Для этих целей было снаряжено купеческое судно и российские власти призвали исследователей соблюдать осторожность и выдавать себя за торговцев, “дабы не вызвать подозрение”. В ходе поездки ими был собран богатейший этнографический материал о местных народах и даны описания вершин снежных гор, плоскогорий и берегов Каспийского моря.

Россия в это время вела затяжную войну с Турцией, и Кавказ превратился в арену ожесточенного противоборства двух государств. Ряд северокавказских владетелей заняли откровенно антироссийскую позицию.

В 1772 г. С.Г.Гмелин вновь отправился для проведения “обсерваций” в плавание по Каспийскому морю. Из Энзели отряд решил вернуться назад по суше, но не доходя Дербента, был захвачен в плен кайтагским владетелем уцмием Амир-Амзою (Гамзою). Произошло это 5 февраля 1774 г. С.Г.Гмелин с “сотоварищами” были взяты в заложники. Владетель Кайтага был готов выпустить их при условии денежного выкупа в 30 тысяч рублей или возвращения бежавших от него 280 подвластных семейств под российское покровительство в Андреевскую деревню (Эндери) в Дагестане. “И ежели вы тех наших подчиненных изволите выслать, то и мы вашего посланца отпустим”, — писал уцмий Амир-Амза кизлярскому коменданту И.Штендеру.

Императрица Екатерина II указала предпринять все меры к высвобождению заложников из плена, запретив при этом карательный поход на Кайтаг. “Этим, — писала она генералу И.Ф.Медему, командующему русской армией на Кавказе, — подали бы при нынешних спокойных обстоятельствах вид войны на нашей с Персией границах. Поэтому необходимо вам остеречься от всех в рассуждение хайдакского владельца мер, могущих утихшее дело возобновить и распространить напрасной заботе и беспокойству”. Шли напряженные переговоры.

В заложниках помимо профессора С.Г.Гмелина удерживались сопровождавшие его яицкий есаул с семью казаками, студент Иван Михайлов и рисовальщик Фридрих Баур. Посредниками в освобождении академического отряда выступили андреевский и костековский владетели Темир Хамзин и Хамза Алишев. В присяге российским властям от 17 мая 1774 г. “перед Кураном” они обязались “следующаго из Персии росискаго человека ... с имеющеюся при нем командою ... выручить и в Кизляр без всякой опасности доставить”. Они направили к кайтагскому уцмию Амир-Амзе, находившихся “с ними в одной присяге” женгутейского владетеля Тисис-Бамата (Тишеис Маймата) и казанышевского Али-Султана с целью добиться освобождения профессора С.Г.Гмелина. Однако если верить рапорту, направленному в Комиссию Академии наук после освобождения из плена в августе 1774 г. очевидцев событий Ивана Михайлова и Фридриха Баура, именно эти северокавказские владетели были “всему виновати”, так как “сами не только не взяли его [Гмелина], когда усмей отдавал, но еще уговорили его крепче и строжае держать”. Далее они сообщали, что ученый 27 июня 1774 г. “во внезапное и смертное отчаяние погруженный, пал почти без чувствия... Он почувствовал сперва стужу, а потом жар, и сказав, что умирает, с четверть часа лежал безгласен и испустил дух”. Умер С.Г.Гмелин от дизентерии, вызванной “бедностию и нищетою содержания и пропитания”.

Уцмий Амир-Амза заявил, что “он ни одного человека не держит и тело вывезти дозволяет, а коменданту [Кизляра — прим.авт.] приказал объявить: хотя он теперь и отпускает людей российских, однако впредь всегда ловить и грабить будет...” Освобожденные из плена участники экспедиции похоронили профессора С.Г.Гмелина в Киакенте, по дороге в Кизляр.

В Академии наук в Петербурге горестное известие восприняли как страшную трагедию. 18 августа 1774 г. в Конференции было зачитано предсмертное письмо С.Г.Гмелина, в котором он сообщал о бесплодных попытках кизлярского коменданта освободить его из плена, молил о помощи и просил обратиться к императрице Екатерине II. Все бумаги и рукописи ученый отправил в Кизляр, попросив передать их для завершения руководителю другого “астраханского” отряда И.А.Гильденштедту. Российские власти наказали уцмия Амир-Амзу и его сторонников. Весной 1775 г. русские войска под командованием генерал-лейтенанта И.Медема разгромили уцмия Кайтага и вынудили его присягнуть “на верное подданство России и представить в Дербент аманатов”. Но как отмечал в донесении в Петербург майор Фромгольд, “уцмий ... показывает себя охотным, а скрытно обходится хитростью и с великой злостью, так что нельзя никак положиться на его присягу, подписки и обещания”.

Деятельность второго “астраханского” отряда оказалась более спокойной. Возглавлял его уроженец Риги Иоганн Антон Гильденштедт (Гюльденштедт). Естествоиспытателю не исполнилось и 22 лет, когда одно из учебных заведений Франкфурта на Одере удостоило его степени доктора медицины. В 1767 г. по приглашению Академии наук он прибыл в Россию для участия в комплексных научных экспедициях. В состав его отряда входили студенты Сергей Мошков, Борис Зряковский, Алексей Беляев, рисовальщик Григорий Белой и чучельник Семен Тарбеев. Никто из них не вел самостоятельных “обсерваций”. Маршруты экспедиции проходили по Европейской России, Кавказу и Закавказью. И.А.Гильденштедт путешествовал по Кахетии, Имеретии, Мингрелии, собирая сведения по истории и географии Грузии. Ученый был принят картли-кахетинским царем Ираклием II и заслужил особое расположение, оказав медицинскую помощь семье монарха.

Возвращаясь к астрономическим экспедициям, которые вели свои обследования наряду с “физическими”, выделим два отряда: капитана Ивана Ивановича Исленьева в Якутске и профессора Георга Морица Ловица (прибывшего по приглашению Академии наук из Геттингена) с адъюнктом Петром Борисовичем Иноходцевым в Гурьеве. Исследователь И.И.Исленьев, пробыв в Сибири до 1771 г., где проводил астрономические наблюдения в построенной в Якутске обсерватории, отправился к верховьям рек Волги, Двины, Днестра и “обратился” к вновь присоединенным после первого раздела Речи Посполитой землям: Могилев, Витебск и др. Он делал геодезические съемки и географические описания.

Г.М.Ловиц и П.Б.Иноходцев из Гурьева отправились в Астрахань, а оттуда в Моздок. В доношении в петербургскую Академию наук Г.М.Ловиц сообщил о посылке своих описаний путешествия. “Три последние сочинения писал я в дорожной коляске во время езды, — отмечал ученый, — Я принял намерение, кроме сих для географии полезных сочинений, сделать еще точное и исправное описание дороги чрез славную степь из Астрахани чрез Кизляр в Моздок и присовокупить к тому хорошую карту”. Отряд было велено “чрез форпосты пропускать без задержания”, им выделили 6 “татарских арб, 16 лошадей, а для охраны десять донских казаков”.

Затем путешественники по Волге направились до Царицына, а оттуда к Дмитриевску (Камышин), где “неподалеку находился знатный канал, начатый императором Петром Великим для соединения реки Волги с Доном”. Академия наук предписывала участникам экспедиции: “разсмотреть ... со всей точностию, возможно ли сей канал сделать и вычислить, сколько работников и во сколько времени оный докончить могут”.

Поселясь в палатках в волжских степях, ученые проводили наблюдения и геодезические работы на р.Камышенке, выявляя возможности для строительства канала. Им пришлось преодолеть немало трудностей. “Едва только наладили они свои инструменты и горячо принялись за дело, — отмечал исследователь М.И.Сухомлинов, — над степью разразился страшный ураган, снесший палатку и разметавший все инструменты. Палящий зной степей, доходивший в средине лета до тридцати пяти градусов в тени, и в противоположность ему весенние и осенние холода действовали разрушительно на здоровье, так что палатка астрономов часто обращалась в лазарет”.

Но самым тяжелым испытанием для путешественников стала вспыхнувшая в России “казачья смута”. В 1773—1774 гг. Поволжье оказалось охвачено гражданской войной под предводительством донского казака Е.И.Пугачева.

Спасаясь от разбушевавшейся казачьей стихии, адъюнкт П.Б.Иноходцев бежал в Царицын, а оттуда в Астрахань. Профессор Г.М.Ловиц решил укрыться в немецкой колонии Верхней Добрянке неподалеку от Дмитриевска, но вскоре был схвачен казаками. Согласно одной версии, астронома по приказу Е.И.Пугачева закололи рогатиною, по другой — посадили на кол, “чтобы лучше и удобно наблюдать небо”. А.С.Пушкин в “Истории Пугачевского бунта” также описал это печальное событие: “Пугачев бежал по берегу Волги. Тут он встретил астронома Ловица и спросил, что он за человек. Услыша, что Ловиц наблюдал течение светил небесных, он велел его повесить поближе к звездам”.

Сохранился рапорт, направленный 27 ноября 1774 г. в Академию наук спасшимся от казачьего произвола П.Б.Иноходцевым. В нем адъюнкт рассказал о трагической судьбе своего руководителя: “Он (Ловиц — прим. авт.) с фамилиею своею поехал в колонию Верхнюю Добрянку, которая отстоит от Дмитриевска на 35 верст, а там, взяв колонистов с лошадьми, приехал назад и взял оставленные инструменты и вещи туда же. Несколько времени спустя появились в реченной колонии передовые изменнические партии, потом приехали 7 человек яицких казаков и взяли профессора с собой к Илавле, где находился мерской их начальник и там лишен жизни. Причем бывшие с ним еще трое: механик Ельнер, астраханский солдат и находящийся у него в услужении колонист также убиты”. Далее П.Б.Иноходцев сообщал, что “разграбили... лутчие вещи, а инструменты пощастию остались, ибо они стояли в другом пустом доме”. Большинство рукописей Г.М.Ловица удалось спасти. Их доставили в Петербург и рассмотрели в Академической Конференции. Личные “пожитки” П.Б.Иноходцева также были “без остатку расхищены”, а инструменты “переломаны и растасканы”. Удалось “собрать” лишь часть книг и записок, “по большей части изорванные”. Лишь в январе 1775 г. из экспедиции возвратились адъюнкт П.Б.Иноходцев, вдова и сын Г.М.Ловица — Тобитас (Товий) Ловиц (впоследствии ординарный академик).

Грандиозный проект Российской Академии наук — проведение многолетних комплексных обследований обширных районов Российской империи завершался. 16 мая 1774 г. по требованию Екатерины II в Петербург призвали всех академиков, находившихся в путешествиях вместе с лицами их сопровождающими. Императрица стремилась избежать новых трагических инцидентов. Начавшись в 1768 г., академические экспедиции пришлись на годы тяжелых испытаний для России. Участники поездки перенесли тяготы военного времени и “казачьей смуты”. Но это не отразилось на результатах научных исследований. Было собрано огромное количество разнообразных материалов: отчетов, рапортов, путевых записок путешественников, исторических реликвий, образцов минералов и т.д. “Оказии” из экспедиций шли беспрерывно.

Ценность научных открытий, полученных в ходе академических экспедиций, была очевидна. Но их “виновница и покровительница” Екатерина II хотела публичного европейского признания. Она настаивала на немедленной публикации записок и путевых дневников путешественников, зная, сколь огромный интерес они вызовут. По образному выражению К.Е.Бэра, глаза образованной Европы были обращены на путешествия академиков и все с “нетерпением ожидали их отчеты”. Возможно, это “нетерпение” было связано с активным участием в экспедициях их соотечественников, в чьей объективности при оценке увиденного они не сомневались.

“Откровения” участников академических экспедиций живо комментировали европейские периодические издания. Особенно выделялись журналы, издаваемые немецким ученым-энциклопедистом (автором многотомного труда “Землеописание”) Антоном Фридрихом Бюшингом. Он высоко оценивал “Дневные записки...” И.И.Лепехина, которые были переведены на немецкий язык в 1774 г. “Русский ученый, — писал он, — еще не столь частое явление, чтобы можно было пропустить хотя бы одного, не нанеся этим ущерба их числу, тем более, что [он] является одним из лучших”. Рецензируя дневник П.С.Палласа как “результат шестилетнего трудного путешествия по большей части самой великой на земном шаре страны”, А.Ф.Бюшинг считал его прекрасным знатоком истории и этнографии народов России.

Помимо восторженных отзывов о путевых записках российских ученых, европейские исследователи избирали их членами своих научных обществ, и в их честь называли новые виды “натуральной природы”. К примеру, в честь И.И.Лепехина назвали одно из редких растений (Lepechinia) и два новых вида насекомых, описанных им в путешествии — божья синеголовая коровка (chrysomelа Lepechini) и полосатый кузнечик (gryllus Lepechini). Ученый был избран членом Берлинского общества естествоиспытателей. Отмечены были достижения и других “академических” путешественников.

С.А.КОЗЛОВ,
профессор

*Статья выполнена при поддержке Института “Открытое общество”, грант RSS № 546/2000. Окончание. Начало в № 27, 9 ноября 2001 г.