память

История в лицах

Третьего октября 1986 г. скончался Георгий Пантелеймонович Макогоненко, крупный историк русской литературы, профессор кафедры русской литературы ЛГУ, ее заведующий (1965-1982). Под его руководством автор защищал диплом по Пушкину и кандидатскую диссертацию по Карамзину.

Г.П.Макогоненко
Г.П.Макогоненко
Учитель ушел из жизни неожиданно. И для меня, его ученика, и для всего его окружения. Только самые близкие, его жена и дочь, знали о приближающемся конце и со скорбным достоинством устранили из разговоров тему смерти. Я буквально за месяц до его ухода видел Георгия Пантелеймоновича — слегка осунувшимся, собранным, общительным, погруженным в дело и чуть усталым. Но неожиданность проистекала не из-за того, что обширный круг друзей, коллег, учеников и поклонников Макогоненко был «не в курсе». Не верилось и не виделось потому, что каждый его шаг был воплощением, даже торжеством жизни. Он не принимал слова «прозябание» во всех значениях — ни как едва заметное произрастание, ни как очень заметное изнывание. Большой, светящийся, улыбающийся, широко жестикулирующий — Георгий Пантелеймонович заражал богатством земного бытия. Последний телесный подвиг он совершил за несколько недель до своей кончины: он, тяжело больной, с усилием, но поднялся по лестнице на второй этаж филфака, чтобы последний раз войти в помещение кафедры, которая стала его храмом пятьдесят лет назад. Ее возглавляли корифеи филологии: Эйхенбаум, Пропп, Гуковский, Еремин. Незабвенная плеяда... И продолжил ее он — Макогоненко.

Почти все они ушли из жизни слишком рано: после сердечных приступов и инфарктов. А учитель Георгия Пантелеймоновича — Григорий Александрович Гуковский, не дожив и до пятидесяти, сгинул на Лубянке. Все они были воспитаны в благородных традициях дореволюционной науки и активно, методично ткали нити отечественной филологии, чтобы связать культуру прошлого и настоящего. В грустном ожидании творили они — в ожидании того, когда «осядет пыль» от размашистых социальных экспериментов. Макогоненко же пришлось возглавить кафедру, когда «пыль осела» и началось в гуманитарном мире пиршество посредственности. Эпохой халтуры в филологии было не сталинское время. Тогда под прикрытием цитат «из классиков» писались замечательные работы теми учеными, которым, разумеется, власть разрешила жить. А вот с конца 1950-х годов начался разгул тех самых «красных профессоров», которые остепенялись и в манерах, и в чинах, громя «космополитов» и «формалистов». Вот тогда-то и стали расти горы филологической макулатуры со «знаком качества» в виде государственных или иных премий.

Поразительно, что кафедры русской литературы это филологическое увядание не коснулось. Казалось бы, возглавивший кафедру в 1965 году (началось время Брежнева) профессор Макогоненко делал все, чтобы попасть под прицел идеологических снайперов. На лекциях, семинарах, защитах, конференциях выступали «заклейменный» в прошлом В.М.Жирмунский, опальный Д.С.Лихачев, загнанный в Тарту Ю.М.Лотман, дышащий «бунташным» XVII веком А.М.Панченко, «проникший в ряды» кафедры структуралист (слово тогда бранное) Б.Ф.Егоров. Но нет, Макогоненко не понимал никаких намеков — ни тонких, ни прозрачных, с наивным видом говорил о творческой силе советского литературоведения. Казалось бы, нужно было убрать с кафедры всех этих заряженных интеллигентскими предрассудками пенсионеров — И.Г.Ямпольского, Д.Е.Максимова, Г.А.Бялого, В.Я.Проппа. А Макогоненко чуть ли не санаторий им устроил, обеспечив расцвет их научной деятельности. За такую строптивость пришлось заплатить: Макогоненко не выпускали за границу, перекрыли путь к академическим званиям, спешно в 1982 году сняли с должности заведующего кафедрой, вытеснили из сектора XVIII века Пушкинского дома. Расплатились по полному счету. Но не выиграли. Потому что Георгий Пантелеймонович сохранил кафедру и подготовил смену, уберег доброе имя и заслужил благодарную память.

Сборник «Памяти Георгия Пантелеймоновича Макогоненко» вышел через 15 лет после смерти ученого — учителя, наставника, коллеги тех, кто cоздавал этот сборник. Держу эту книжку в руках — и удивляюсь, и горжусь. Издание настолько нерентабельное в наше время, что подозревать экономический интерес в его выпуске никому не придет в голову. Непохож он и на юбилейные сборники, посвященные высокочиновному имениннику и изданные благодаря его влиятельности. Прошло 15 лет с тех пор, как ученый ушел из жизни, и памятную книгу о нем решили создать те, кому он дорог до сих пор.

Я сам являлось одним из авторов этого сборника. Как и любой смертный, слаб, и с интересом просмотрел свои статьи в нем. Но с неменьшим интересом прочел и все остальные страницы. Сборник сделан с любовью и ответственностью. Первый раздел — научные статьи. Авторам явно не хотелось написать статью «на случай» — так, из вежливости, ради увеличения числа своих публикаций. Стремились равняться на высокую планку — ее задал Макогоненко. И во всех статьях есть созвучия с его работами. Авторы как бы продолжают мысленный разговор с ним, ушедшим, на темы, которые он затронул. Не менее примечательны мемуары. Я больше 20 лет общался с Георгием Пантелеймоновичем, но эти воспоминания приблизили его, позволили многое понять в нем такое, чего не замечал, и обрести ясный образ там, где видел смутно. Хорош совет, который дал один друг Георгия Пантелеймоновича: "Как познакомиться с Макогоненко? Попросить его о чем-нибудь. Он с удовольствием сделает, а потом будет испытывать к вам дружеские чувства". Действительно, таким я и вижу Георгия Пантелеймоновича.

В третьей части книги приведены воспоминания Макогоненко и документы, связанные с его жизнью. Здесь особенно хочется сказать о жене Георгия Пантелеймоновича — Людмиле Семеновне, замечательном человеке. О ней не раз Георгий Пантелеймонович говорил своим друзьям и коллегам с большой любовью, доходящей до преклонения. Он был красив, и вокруг него были красивые люди. Людмила Семеновна бережно сохранила бесценные документы, связанные с жизнью Георгия Пантелеймоновича. И лишь их малая часть смогла вместиться в сборник. Но в воспоминаниях и записках Макогоненко оживают его современники: Анна Андреевна Ахматова, Ольга Федоровна Берггольц, Григорий Александрович Гуковский, Виктор Платонович Некрасов, Виктор Максимович Жирмунский, Юрий Павлович Герман, Дмитрий Дмитриевич Шостакович...

Я специально не касаюсь захватывающих эпизодов жизни Георгия Пантелеймоновича Макогоненко — большого ученого, лектора от Бога, проницательного организатора науки, человека, о котором вспомнишь и почувствуешь дуновения радости и благородства. Страницы этой большой книги не заменишь броскими цитатами, а у ее читателя есть возможность ввести в круг своих размышлений образ крупной личности. Хорошо, что выходят такие книги. Вопреки всем сиюминутным показателям рентабельности они являются вечными свидетелями человеческих свершений. История страны и история науки предстает не в бледных схемах, а «в лицах». Важно только, чтобы об этих лицах говорили справедливо и правдиво. Передо мной же при чтении книги «Памяти Георгия Пантелеймоновича Макогоненко» он выступает «такой живой и настоящий».

М.В.Иванов, профессор, доктор филологических наук